Побудь в моей шкуре
Шрифт:
Что с ним такое стряслось? Что нагнало на него такое уныние? Только она начала рисовать себе радостные перспективы, как он вдруг словно сдулся у нее на глазах и превратился в полную противоположность тому уверенному представителю сильного пола, которого она подобрала на дороге двадцать минут назад. Неужели он – один из тех вечно неуверенных в себе олухов, сексуальность которых проявляется лишь тогда, когда им не напоминают о существовании других женщин? Или, может, она упустила что-то важное?
– Если вам слишком жарко, можете открыть окно, – предложила
Он кивнул, но не сказал ни слова.
Иссерли осторожно прибавила газу, надеясь хотя бы так завоевать расположение своего пассажира. Но тот только вздохнул и поудобнее устроился в кресле, как будто это незначительное ускорение лишь напомнило ему о том, как медленно они едут.
Вероятно, Иссерли не следовало выдавать себя за адвоката. Представься она продавцом или воспитательницей детского садика, пассажир оказался бы куда более разговорчивым. А все потому, что она с самого начала приняла его за грубого и решительного типа, который станет ей рассказывать какие-нибудь уголовные истории, чтобы подразнить ее. Возможно, следовало с самого начала выбрать для себя какую-нибудь безопасную роль – домохозяйки, например.
– А дом? – Она возобновила попытку, отчаянно пытаясь придать своему голосу дружеские, ободряющие интонации, какие в ходу между приятелями-мужчинами. – Дом ваша жена тоже забрала себе?
– Ну… да-нет… не совсем… – Он глубоко вздохнул и признался: – Мне пришлось продать его и половину денег отдать ей. Она переехала в Брэдфорд. Я здесь остался.
– Здесь? – спросила она, кивнув головой в сторону пустой дороги, чтобы напомнить ему, как далеко они уже отъехали.
– В Милнафуа, – хихикнул он, словно в этом названии было что-то неприличное.
Для Иссерли. это название звучало совершенно нормально – намного нормальнее, чем Лондон или, скажем, Данди: выговаривая эти слова, она только что язык не ломала. Она догадалась тем не менее, что ему оно казалось, невероятно диковинным.
– С работой гам трудно, я думаю, – предположила она, надеясь, что на этот раз ей удалось достаточно убедительно изобразить мужскую участливость.
– Еще бы, – буркнул он, а затем неожиданно громким и высоким голосом прибавил: – Но ведь побеждает тот, кто не сдается, верно?
Недоверчиво посмотрев на него, Иссерли убедилась, что он не шутит, а на полном серьезе предпринял жалкую попытку изобразить оптимиста. На его потном лице даже появилось некоторое подобие улыбки, словно он вдруг сообразил, что ему грозит опасность, если он признается в собственной праздности и в том, что уже давно существует на пособие. Неужели это все «из-за того, что она представилась адвокатом? И теперь он, наверное, боится, что у него могут возникнуть проблемы? Что в один прекрасный день она использует против него полученные сведения? Может ли она» смеясь, признаться в своем обмане, извиниться и начать все сначала? Сказать ему, что торгует программным обеспечением или одеждой для полных женщин?
Большой зеленый знак на обочине сообщал, сколько еще миль осталось до Дингуолла и Инвернесса – кстати, не так уж и много. Слева насыпь расступилась, открывая вид на сверкающие под солнцем воды устья реки Кромарти. Был отлив: отмели и скалы показались на поверхности. Одинокий, словно потерявшийся, тюлень возлежал на вершине одной из скал.
Иссерли прикусила губу, признав совершенную ошибку. Адвокат, продавщица, домохозяйка – какая разница! В любом случае он просто ей не подходит. Она опять промахнулась. Уже не в первый раз.
Только теперь до нее дошло, куда направляется этот нервный здоровяк с комплекцией боксера. Он едет в Брадфорд повидаться со своей женой или по крайней мере с детишками.
Если это так, то, с точки зрения Иссерли, риск слишком велик. Когда имеются дети, все становится слишком сложным. Как бы она его ни хотела – а она только сейчас начала осознавать, сколько усилий уже затратила, чтобы заполучить его, – проблемы ей были совсем ни к чему. Придется оставить его в покое. Вернуть туда, откуда взяла.
Весь остаток дороги они сидели молча, словно расстроенные тем, что разочаровали друг друга.
Вокруг них скопилось много автомобилей; они попали в очередь, которая неизменно возникала при въезде на Кессокский мост, протянутый над заливом, как проволока канатоходца над ареной. Иссерли посмотрела на свою добычу, и ее неприятно кольнуло то, что мужчина, оказывается, глядит в окно, рассматривая промышленную зону Инвернесса, раскинувшуюся на другом берегу. Он оценивающим взглядом изучал унылые строения из уродливых железобетонных блоков, казавшиеся издалека игрушечными, пялился с не меньшим интересом, чем на ее грудь. Крохотные грузовики, исчезающие в бетонных пастях фабрик, – вот что интересовало его сейчас больше всего на свете.
Иссерли, держась в левом ряду, ехала сейчас быстрее, чем до этого. Дело было даже не в скорости движения потока транспорта – она хотела покончить с этим как можно скорее. Усталость навалилась на нее с новой силой. Ей отчаянно захотелось найти какое-нибудь тенистое местечко в стороне от дороги, откинуть голову на спинку сиденья и немного вздремнуть.
На другой стороне моста, там, где дорога возвращалась на материк, она выехала на кольцевую развязку и преодолела ее с выражением напряженной и неподдельной сосредоточенности, чтобы не попасть в поток машин, направлявшихся в центр Инвернесса. Выполняя маневр, она даже не пыталась скрыть охватившую ее тревогу. В конце концов, он все равно уже был для нее потерян.
Однако для того, чтобы скрасить впечатление от последних минут, проведенных ими вместе, напоследок, в качестве утешения, она решила оказать ему любезность:
– Я проеду чуть-чуть дальше и высажу вас возле съезда на Абердин. Там, по крайней мере, все машины едут на юг.
– Замечательно, – безразлично отозвался он.
– Кто знает, – решила поддразнить его Иссерли, – возможно, вам удастся добраться до Брэдфорда уже к вечеру.
– До Брэдфорда? – нахмурился он, резко повернувшись в ее сторону. – А кто вам сказал, что я еду в Брэдфорд?