Поцелованные Одессой
Шрифт:
Продолжая настойчиво «пробивать» в верхах идеи Ришелье, Ланжерон добивается получения для Одессы режима порто-франко.
Существование в течение сорока лет «свободной экономической зоны» (порто-франко) сыграло важную роль в истории развития города:
«Огромное значение отпускной торговли в деле поднятия производительных сил края вряд ли нуждается в доказательстве, если вспомнить, что в счастливые годы из Одессы вывозилось хлебных продуктов больше, чем со всех портов США» (Д. Атлас. Старая Одесса, её друзья и недруги).
Параллельно со стремительным развитием экономической
«Город Одесса – морской порт процветает, и место по-настоящему впечатляюще, если вспомнить, что около 20 лет назад всё его население помещалось в нескольких рыбацких хижинах и что в 1812 году треть населения города забрала чума. Вновь посетив Одессу, – продолжает свои воспоминания англичанка, – я увидела, что прогресс просто ошеломляет…»
В 1831 году в Одессу из Санкт-Петербурга пришла скорбная весть – там в возрасте 68 лет от холеры скончался граф Александр Ланжерон. Согласно его завещанию и во исполнение воли родственников тело графа с почестью было перевезено в Одессу и похоронено в римско-католической церкви Успения Богоматери на улице Екатерининской.
P.S. Усилия герцога Ришелье и графа Ланжерона, направленные на превращение строящегося города не только в крупнейший порт и торгово-экономический центр империи, но и в привлекательное место для аристократии, оказались не напрасными.
Элегантные магазины Одессы, Итальянская опера и восхитительные места для гуляний и развлечений поражали гостей. Об Одессе стали говорить как о «русской Флоренции», либо как о «Петербурге в миниатюре», либо как о «Париже»:
«Свободный дух этого портового города привлекает к нему русских и польских дам. Одесса для них – Париж, который они все стремятся посетить, по крайней мере один раз в жизни» (H. Hommaire de Hell. Travels in Steppes of the Caspian Sea, the Crimea, the Caucasus… London, 1847).
Редактор первого тома «Одесского альманаха» (1831 год) начинает свою статью с риторического вопроса: «Приятно ли жить в Одессе?»
И тут же отвечает: «Без всякого сомнения: здесь представляется всё, что может занимать деятельного, образованного человека. Хотите ли с пользою употребить время и капиталы в Одессе – пред Вами открыто обширное поприще для разного рода предприятий. Любите ли чтение – вашу страсть к книгам и журналам вполне удовлетворят Одесская библиотека и здешние книгопродавцы. Приходят ли часы досуга – Вас призывают приятные балы зимою, гулянье по морю летом и, наконец, Итальянская опера…»
В ожидании «русской узды»
По мере того как город строится, хорошеет, богатеет, обретает популярность в стране и Европе, растёт число его недоброжелателей, выражающих «свою ненависть основателю Одессы и основанному им городу» (Доротея Атлас. Старая Одесса, её друзья и недруги).
В ответ на дифирамбы восхищённого хора доброжелателей Южной Пальмиры, впечатлённых её успехами, недруги Одессы настаивают том, что «невероятные плоды» её достижений – результат незаслуженно предоставленных ей «оранжерейных условий». А посему их «нельзя сравнивать с теми, что растут на чистом воздухе», то бишь с теми, которые выращиваются на исконной почве прочих российских городов, затерянных на бескрайних просторах отечества» (из письма, опубликованного в «Санкт-Петербургских коммерческих ведомостях» в 1804 году). Более зловещим выглядит обвинение: «Одесса – город, пропитанный “иностранщиной”, на который следует накинуть “русскую узду”» .
Необходимость в «русской узде» для Одессы не в последнюю очередь мотивировалась в высказывании графа Ростопчина, который в одном из своих писем выражает опасение, как бы «примесь французской крови не породила в Одессе местного либерализма».
Русский государственный деятель, генерал от инфантерии, фаворит императора Павла, публицист патриотического толка Фёдор Васильевич Ростопчин, уйдя в отставку, уехал жить в Париж.
«Не уважая и не любя французов, известный их враг в 1812 г., жил безопасно между ними, забавлялся их легкомыслием, прислушивался к народным толкам, все замечал, все записывал и со стороны собирал сведения. Жаль только, что, совершенно отказавшись от честолюбия, он предавался забавам, неприличным его летам и высокому званию…» (Ф. Вигель. Записки).
Чрезмерная «примесь» в Одессе французской и прочих «нерусских кровей» настораживает не только графа – «франкофоба», но и его критика – мемуариста Филиппа Филипповича Вигеля, иронизирующего над судьбой беглого патриота.
Филипп Вигель, автор популярных «Записок» – неуклонный защитник «консервативных ценностей и традиций» отечества. В активе деятельности Ф. Вигеля на «патриотическом» поприще – донос митрополиту Серафиму на «Философическое письмо» Чаадаева, опубликованное в «Телескопе» в 1836 году. Вигель ополчился на его «богомерзкую статью» как на «ужаснейшую клевету на Россию».
Вигель также не приемлет «Ревизора» Гоголя, обозвав его пасквилем на Россию – «клеветой в пяти действиях». При этом он утверждал, что те, кто критически относятся к его «Запискам», – не патриоты, поскольку демонстрируют нелюбовь к своей родине.
Блюститель неизменности отечественных традиций появляется в Одессе вскоре после вступления на должность её правителя графа Михаила Воронцова.
«Насилу в десять часов вечера 26 июля приехал я в Одессу. Среди ночной темноты всё показалось мне громадно. Я остановился в известнейшем отеле “Рено”, близ театра, перед которым горела блестящая иллюминация. Она была по случаю приезда графа Воронцова и должна была продолжаться три дня… Рядом со мной, об стену, жил Пушкин, изгнанник-поэт».
Пока «изгнанник-поэт» упивается атмосферой города, где «всё Европой дышит, веет…», наш гость начинает знакомство с Одессой, настороженно приглядываясь к местной элите.
Первое впечатление: «Исключая двух столиц, нет ни одного города в России, где бы находилось столько материала для составления многочисленного и даже блестящего общества, как в Одессе».
Однако, по мере погружения в «дух Европы», которым дышит город, Филипп Вигель приходит в негодование.