Поцелуев мост
Шрифт:
Я редко виделась с братом, почти забыла, как выглядит племянник, – в больших городах родственные связи не в чести. Матвей охотно согласился пойти в гости, однако попросил разрешения взять с собой и Лизоньку. Он добился, что ему вновь позволили общаться с девочкой и брать ее на выходные, хотя и без ночевки. Я одобрила эту мысль, тем более у Святенков для Лизы и компания есть – их сын Павлушка. И хотя мальчик постарше Лизы, мы не сомневались, что с ней никто не заскучает. Я предупредила Матвея:
– Но тебе придется следить за ее инициативами.
– Само собой!
В пасхальное воскресенье, днем, мы заехали в интернат за Лизой, а потом все вместе поехали в гости к Святенкам. Лизе мы завязали на голове огромный белый бант и разрешили идти без шапочки – в этот апрельский день стояла почти летняя погода. Она, чинная и послушная, важно вышагивала между мною и Матвеем, держа каждого за руку. Мы сообщили девочке, куда идем, и взяли с нее слово хорошо вести себя в гостях. Она обещала. Лиза еще помнила, как из-за своего своеволия лишилась почти на два месяца возможности покидать интернат на выходные.
Святенки встретили нас с радостью. Татьяна сразу поручила маленькую гостью сыну и отправила ребят играть в спальню. Шурик, он сегодня походил на старенького лысого зайца с поникшими ушами, провел нас в гостиную, где был накрыт стол. Там сидела еще одна, по всей видимости, супружеская пара.
Я не сразу узнала Нелли, сестру Татьяны. За годы, что я ее не видела, Нелли ужасно постарела. Казалось, мужчины, которым прежде она отдавалась щедро и без разбору, выпили из нее все соки. Мы поздоровались, познакомились с ее нынешним супругом. Прежний, грузчик Николай, умер несколько лет назад от цирроза печени. Сегодняшний чем-то неуловимо смахивал на бывшего.
Мы выпили за Христов день. Кулич с воткнутым в него бумажным цветком, крашеные яйца и горка творога с изюмом… Мы словно перенеслись в другой мир, абсолютно нереальный. Особенно нравился нарядный стол Лизоньке, впервые увидевшей этакую красоту. Я же чувствовала себя участницей необычной игры: мы выпили, закусили, похристосовались, чокаясь яйцами с традиционным восклицанием «Христос воскресе!» – «Воистину воскресе!».
Но Матвей и Татьяна были чрезвычайно торжественны и серьезны. Кроме ритуальных блюд на столе имелись мясные и овощные салаты. Постепенно застолье приобретало привычный ход. Выпившие мужчины громко разговаривали и спорили о политике. Матвей тоже вовлекся в спор. Но единственная тема, которая его затрагивала, – женщина и власть. Он последовательно выступал против участия женщин в политике, что-то твердил об их высоком предназначении в области материнства и духа. Татьяна его тезисы оспаривала.
А мы с братом обособились в свой разговор. Шурик признался, что готовится к защите диссертации. Вот те на! Столько лет потерял, на мелочи разменивался, а теперь вдруг надумал.
Татьяна, поддерживая разговор на два фронта, заметила, что ее Александр – не от мира сего. Теперь, когда за научное звание почти не платят, задумал остепениться. Но сестра ее, Нелли, заступилась за Шурика. Сказала, что он молодец. Мол, человек должен постоянно чего-то добиваться.
– Посмотри, Танюша, на моего соню. Все вечера бока пролеживает перед телевизором: то хоккей, то футбол, то автогонки. Даже поправить что в доме не допросишься. А твой хоть науку пишет.
Нелли хотя и без высшего образования, но рассуждала здраво. Чтобы заставить ее высказаться определеннее, я осторожно заметила:
– Что же здесь плохого? Днем отработал, вечером отдыхает.
– Да-да. И бабоньки мне на фабрике так говорят: не пьет, не курит, что тебе от него надо?..
А Матвей по-прежнему дымит как паровоз, с грустью подумала я.
– А кем работает твой муж? – поинтересовалась я.
– Работа у него денежная, – на сей раз с гордостью откликнулась Нелли. – Он на мусоровозе баранку крутит.
– А ты говоришь, соня! – заступилась я за чужого мужа. – За день, поди, весь выложится!
И снова я подумала о Матвее. Его тоже, наверное, можно назвать соней – и на работе не слишком утомляется, и дома не суетится. Но это на поверхностный взгляд. Мысль у него не спит. Долгими вечерами Матвей что-то пишет, пишет и не показывает мне. Обещает дать прочитать, когда закончит. Но в ежедневных гонках, гонках за деньгами, он не участвует вовсе. Такой соня – почти святой.
Шурик снова затянул о своей диссертации. О том, что ему вставляют палки в колеса те, кто защитились еще в советское время и теперь пытаются удержать власть хотя бы в рамках ученого совета. И это его бывшие коллеги! Не могут простить ему нынешних хороших заработков.
Я вспомнила своего сводного брата таким, каким увидела впервые, когда пришла работать в НИИ и лишь случайно узнала, что он мне брат. Ему тогда было около тридцати лет, но он отличался ребячливостью и безалаберностью. Занимался научными исследованиями и порой вдруг выстреливал интересной статьей. Но выглядело это почти случайностью. Большую часть рабочего времени Шурик разгадывал кроссворды или играл с компьютером в шахматы. Персоналки в ту пору еще были экзотикой, игры на электронном устройстве – диковиной вдвойне. Так незаметно прошла научная молодость, пока не застала врасплох перестройка. Вначале он растерялся, едва не оказался безработным. Но выручил Игорь, взял инженером в свою маленькую частную фирму. Может быть, с того времени или позднее, когда начал подрастать сын, Шурик стал постепенно меняться. Понял, что жизнь проскальзывает мимо, а он ничего еще не успел сделать.
Зато у Шурика в личной жизни, кажется, все в порядке. Татьяна – заботливая, верная супруга. И обед вовремя подаст, и рубашки отгладит. А вдруг у них не все так безоблачно? Вдруг Татьяна подавляет Шурика своей опекой? Как-никак, он до сорока лет жил бобылем. Почему так внезапно занялся диссертацией? Эта суета в его возрасте выглядит подозрительной. Улучив момент, когда Татьяна вышла в кухню, я тихо спросила у Шурика:
– Скажи откровенно, ты счастлив с Татьяной?
– Что?
Я повторила вопрос.
– Какие глупости, сестренка, спрашиваешь. Конечно, я рад, что у меня есть жена. Без нее я, возможно, до конца дней девственником оставался бы. Ты помнишь, у меня были проблемы с женщинами. Почему-то они меня сторонились, считали почти придурком. Татьяна – единственная женщина в моей жизни. И сына я люблю. Но честно скажу, Таня – не тот человек, который способен меня понять. И меня раздражает ее сверхпрактичность. Хотя иногда кажется, что практичность – чисто женское свойство.
– Но не все женщины…