Поцелуи под омелой
Шрифт:
Последние слова прозвучали прямо за спиной, когда я почти открыла дверь и сбежала. Медленно отпустив ручку, я повернулась к Рудольфу и улыбнулась. Из динамика слышались потуги Назара упражняться в остроумии, но Морозов, кажется, потерял к моему бывшему мужу интерес.
Паника вперемежку с предвкушением приклеили стопы к паркету. Теперь уйти я не смогла бы при всем желании.
Когда он подошел? Я не слышала шагов. Для мужчины, обладавшего не самыми маленькими габаритами, двигался Рудольф очень плавно и не натыкался на препятствия в отличие от меня.
– Ты сбросил вызов моей матери? У тебя совесть вообще имеется хотя бы в зачаточном состоянии? Или в очереди за самомнением пропустил нужный киоск?
Подобная сцена в любовных историях всегда сопровождалась парочкой ехидных замечаний со стороны героини, затем герой обязательно отвечал ей в тон. Дальше следовала немая сцена, взрыв, страсть – осознание первых признаков влюбленности.
В нашем случае вся классическая схема внезапно дала сбой. Олень прижал к груди копытца с моим смартфоном, вздохнул и взглянул на меня из-под полуопущенных ресниц. Губки сложил бантиком, бровки сдвинул домиком, а затем кокетливо выставил правую ножку.
– Давай, – нетерпеливо топнул Рудольф.
– Что «дать»? – не поняла я.
– Домогайся, – как дурочке пояснил он и развел руки в стороны. – Я перед тобой. Красивый, горячий. Настоящий герой, который отбил тебя у горного козла.
– А-а-а, – протянула я, чувствуя себя героиней немого кино. Ну там, где дяденька на кожуре банана поскальзывается.
Немного подумав, честно призналась:
– Рудольф, ты меня пугаешь.
– Чем?
– Странный. Сначала соглашаешься на ночь, когда к тебе маньячка с розовым чемоданом пристает, потом помогаешь ей. Вдруг бы я оказалась охотницей на мужчин?
– Меня бы нашли на помойке с пластиковым шариком во рту и отбитой ремнем задницей? – совершенно искренне поинтересовался Рудольф.
Нет, с ним невозможно говорить нормально. Что не слово – шутка, любая попытка перевести тему в нужное русло – он уводит к постели или чему похуже. Или я неправильно расцениваю наши весовые категории в борьбе умов, или лыжи не едут.
– Что ты вообще здесь делаешь? – устало спросила я и потерла лоб. Голову сдавило обручем, отчего по вискам ударили набатом барабаны и загремели в ушах. – Уже должен на радостях заключать сделку с Иваном Петровичем, а не изображать идиота перед чужим мужем и тещей.
Морозов цокнул языком, потом протянул мне смартфон. Наши пальцы соприкоснулись всего на мгновение, но его хватило, чтобы пресловутая дрожь возбуждения все-таки ударила молнией в позвоночник. Проклятие! У этого оленя два несомненных достоинства: Рудольф чертовски красив и до тошноты обаятелен.
Последнее ему явно развили где-то в школе юных талантов, возможно, в театральном колледже или каком-нибудь творческом кружке. Уж очень хорошо и вольготно Морозов чувствовал себя на людях. Буквально сосредотачивал их внимание на своей персоне.
– Видишь ли, в чем суть, Сахарок, – вздохнул притворно Рудольф. – Два месяца назад моя сделка тоже сорвалась. По причинам, о которых я предпочту не упоминать без лишней необходимости.
Я сжала челюсть и шумно вздохнула. Ладно, ничего. Он ведь не обязан объясняться, хотя перерыв в два месяца действительно подозрителен.
– И не буду спрашивать, почему ты приехала сюда только сейчас. Под Новый год, – он выразительно склонил голову и хмыкнул. – Суть в чем. Штерн сейчас болтает с дочкой по телефону, радуется как ребенок. Брошенный старик, детям особо не нужен. Лишь его талант и деньги, которые он регулярно в клювике приносит. Тоскует, грустит, впереди праздники – а Иван Петрович один.
– Ну? – поторопила я.
Рудольф сделал мягкий шаг ко мне, нависнув своими сантиметрами. По моим подсчетам, где-то целых сто восемьдесят пять или чуть больше. Ладони легли по обе стороны от головы, опьяняющая вишня буквально пригвоздила спиной к препятствию двери позади.
– Штерн пытается за наш счет разнообразить жизнь, – улыбнулся Рудольф. – Видит в двух соперниках то, что хочет. А мы как клоуны вынуждены его развлекать. Сделка-то нам нужна. Иван Петрович будет тянуть резину до конца десятидневных пьянок населения. Или пока дочка не вернется из Италии.
В моей голове тараканами забегали мысли. Вот оно как. Неудивительно, что Штерн так горячо рассказывал о советском прошлом, всеми силами оттягивал тему договора. Мы нечто вроде замены семьи, люди, способные спасти печального старичка от мрачных дум и одиночества.
Я распахнула глаза и страшно разозлилась. Нашел тоже бесплатное развлечение! Пусть я – профессионал, но не игрушка же. Нельзя повесить меня на елку или вставить в музыкальную шкатулку, чтобы та скрашивала серые дни приятной мелодией!
«Надо его дожать, – гневно подумала я. – Ничего, попробуем иначе. Или выпытать контакты дочери»
За этим занятием я упустила Рудольфа. Он склонился ниже и шепнул на ухо:
– Омела.
– Что? – вздрогнула я.
В следующий момент гарцующие тараканы-революционеры, требующие крови старика, разбежались по шхунам, когда Рудольф поцеловал меня.
Глава 6
У поцелуев разный вкус.
Для одних людей они остаются высокопарными строчками на страницах любовного романа, а в жизни выглядит мучительной процедурой слюнообмена. Для других – соприкосновение губ превращается в ритуал блаженства.
Мне повезло, поскольку все мои кавалеры умели целоваться. Лучше или хуже – но баллов на шесть из десяти возможных тянул даже самый неумелый представитель мужского пола. Кажется, то был Петька из 8 «Б», который раз пять приглашал меня на свидание в кино. Или Марат? Уж не упомнить.
Сначала вкус отдавал жвачкой с химическим ароматом арбуза или мятными конфетами. Иногда горечью первого глотка крепкого чая и зубной пасты. Потом, когда в моей жизни появился Назар, в голове прочно засело сравнение с кедровыми орехами и кофе; терпким, горячим, где страсть как не хватало молока для смягчения композиции.