Поцелуй для Джулии
Шрифт:
– Эсме, нет, – прервала сестру Джулия.
Ласкомб, вышедший в прихожую проводить их, отвлек на себя внимание.
Гораздо позже, лежа в постели, Джулия, слишком переполненная эмоциями, чтобы спать, обдумывала вечер. Он прошел замечательно. Оперный театр выглядел великолепно, публика блистала и сверкала, и пение было чудесным – более того, захватывающе драматичным. Когда в конце последнего действия опустился занавес, Джулии захотелось плакать от грусти. Она не могла говорить, лишь тряхнула головой и улыбнулась, когда профессор спросил, понравилось
Он отвез их в «Савой» и угостил ужином, и Эсме, с благодарностью вспомнила Джулия, вела себя прекрасно, хотя ее глаза сверкали от возбуждения, и было очевидно, что ей хочется глазеть по сторонам и отпускать замечания. Мать говорила мало, но Джулия давно не видела ее такой счастливой.
Сама же она сочла этот вечер неповторимым – из тех, что она будет хранить, как сокровище, до конца жизни и вспоминать, когда профессор вновь станет холодным и безразличным и начнет называть ее мисс Бекуорт.
Наконец, Джулия закрыла глаза, счастливо думая, что синий бархатный наряд получился очень удачным. Хотя швы и отделка не выдерживали близкого осмотра, никто бы не догадался…
Профессор не догадался, но заподозрил. И это подозрение подтвердила Эсме – откровенное дитя, оказавшись ненадолго с ним наедине, доверилось, что наряд переделан из старого бабушкиного плаща.
– Это заняло у Джулии три дня. Она всегда отлично кроила, но у нас старая машинка, которая не очень хорошо шьет. Лучше не заглядывать внутрь и не рассматривать швы, но сарафан милый, правда?
– Очаровательный, – мягко уверил профессор. – Никто бы и не догадался, что это не новинка из лучших магазинов.
Это замечание вдохновило малышку на рассказ о мамином кружевном жабо.
К счастью, назавтра было воскресенье. Это дало Джулии время напомнить себе, что приглашение профессора и великолепный вечерний выход не означают, что теперь тот станет дружелюбнее. Голландец вел себя очень странно. Она никак не могла его понять. То он холоден, безразличен и погружен лишь в работу, то в следующую минуту по-дружески расспрашивает о матери и Эсме.
Профессор, со своей стороны, остался очень доволен вечером.
Хотя он поздно добрался до дома, Блоссом еще не спал.
– Полагаю, приятно провели время, сэр?
Под суровой внешностью Блоссом скрывал мягкое сердце и искреннюю любовь к хозяину.
– Звонила миссис Вентон и напоминала, что завтра вы обедаете у нее. Должен вам сказать, что там будут профессор Смит с женой.
Саймон, чья голова была забита Джулией и ее видом во время последнего акта «Богемы», кивнул с отсутствующим видом. Сейчас у него не вызвало интереса даже упоминание о профессоре Смите, старом друге и уважаемом коллеге. Конечно, позже, приведя в порядок свои мысли, Саймон с нетерпением станет ждать встречи.
Встретившись на следующий день за напитками в доме Одри Вентон, они почти не имели возможности поговорить.
Миссис Вентон любила быть в центре внимания. Она считала, что привлекательна, забавна и умеет хорошо одеваться, и ожидала, что остальные должны думать так же. И рассчитывала монополизировать разговор.
Профессор, время от времени приглашавший ее на ужин, обнаружил, что больше совершенно ей не интересуется. Обед затянулся, и когда Смиты собрались уходить, ван дер Дрисма вышел с ними под предлогом, что должен позвонить в больницу.
– Может быть, поужинаем на днях? – спросила Одри.
– Боюсь, что нет. Приближаются студенческие экзамены – я буду занят оценкой работ.
– Я тебе позвоню…
– Чудесный обед, – ровно сказал он и вспомнил кухню Бекуортов, где на столе стоит пирог, и все пьют кофе из кружек. Беседа, может быть, и не искрометна, но спонтанна, временами забавна, и все слушают друг друга.
Усадив профессора Смита и его жену в машину, Саймон заглянул в открытое окно.
– Поужинаете со мной как-нибудь на днях? Только мы втроем? Мы не успели поговорить.
– С радостью, – ответила Мэри Смит. – Я возьму с собой книгу или вязание, и вы двое сможете обсудить все, что пожелаете. Как вы ладите с этим милым созданием, Джулией, Саймон?
– Она великолепный работник…
– Вы заметили, что она еще и красавица?
– Да. Ее нелегко игнорировать, правда?
Его старший друг спросил:
– Как она справилась в Голландии? Со мной Джулия никогда не волновалась. Но конечно, мы никогда не пересекали канал.
– Все легко преодолела и работала как пчелка.
– Хорошо. Вы рады, что я передал ее вам?
– Конечно. – Саймон внезапно улыбнулся. – Вы не представляете, насколько. – И убрал голову со словами: – Я позвоню вам насчет ужина.
Он стоял на тротуаре и наблюдал, как уезжает профессор Смит. За ним самим, в свою очередь, из-за занавесок гостиной наблюдала Одри Вентон. Она была достаточно умна, чтобы понять, что испытываемый голландцем слабый интерес к ней полностью пропал, и желала выяснить, почему.
Профессор же вернулся домой, закончил статью для медицинского журнала и уселся, чтобы подумать о Джулии. Конечно, он мог влюбить ее в себя, но не собирался этого делать – любовь, если она возникнет, должна естественным образом исходить от девушки. Все, что требуется, заключил он, это огромное терпение. Хотя, конечно, если бы вмешалась судьба, доктор не стал бы возражать.
Судьба вмешалась.
Пожарная сигнализация включилась в понедельник после пяти вечера, когда Джулия, разыскивавшая по просьбе профессора старые записи о давно умершем пациенте, терпеливо просматривала полки пыльных папок в пустом просторном помещении прямо под больничной крышей. Здесь не было окон – лишь застекленный люк в крыше – так что, работать приходилось в свете прикрепленной над полками лампы. Другая девушка – одна из сотрудниц архива – стояла в конце помещения у двери. При звуке сирены она испуганно взвизгнула, бросила бумаги и рванула к выходу.