Поцелуй дочери канонира
Шрифт:
— Вперед или назад? Никогда не могу запомнить.
— Весной вперед, осенью назад.
Берден, которому надоело выслушивать инструкции, уже хотел возразить, что время нельзя перевести ни вперед, ни назад, но в этот момент распахнулась дверь и на них хлынул поток яркого света. На крыльцо вышел хозяин. Он протянул руку каждому из детективов, словно старым друзьям или, по крайней мере, гостям, которых пригласили.
— Ну что, нашли дорогу? — Такой вопрос можно задать, только заранее зная ответ, и тем не менее люди все время его задают. А Г.Г. Джонс задал и второй такой же: — Машину где-то оставили, да? — Голос его был весел.
Джонс оказался моложе, чем
Мистер Джонс явно страдал избытком веса. Он был слишком толстым даже для своего плотного сложения. Под свитером обозначалось заметное брюшко, которое проявляло склонность когда-нибудь превратиться во внушительное пузо. Понтер казался спокойным и всем довольным человеком, которому нечего скрывать, и продолжал вести себя с детективами, как с дорогими гостями. Принес бутылку виски, три банки пива и три высоких стакана.
От выпивки полисмены отказались. Хозяин усадил их в гостиной — довольно уютной, но лишенной того, что Берден назвал бы «присутствием женщины». Инспектор знал, что теперь иметь такие взгляды считалось неприлично (и удивлялся, потому что женщинам они только льстят), и что жена отчитала бы его за такие представления, но втайне твердо придерживался их, тут уж ничего не поделаешь.
Комната, где они находились, была чистой и удобной, прилично обставленной, с викторианским камином и часами на каминной полке, картинами и календарями на стенах. В темном углу даже прозябало какое-то молочайное растение. Но во всем этом не было души. Тот, кто здесь жил, не проявил в устройстве комнаты ни вкуса, ни заботы, ему было, в общем, все равно, как она выглядит. Хозяин не ломал голову над расположением предметов, гармонией жилища, здесь не было настоящего домашнего уюта — здесь не было женщины.
Берден понял, что слишком затянул паузу. Джонс в это время успел принести бутылку диетической кока-колы, всучить ее Вайну, а себе налить пива. Берден прочистил горло.
— Не могли бы вы сказать нам свое имя, мистер Джонс. Что означают ваши инициалы?
— Вообще-то я Гэри, но зовите меня Канонир.
— Простите, не понял?
— Ну, пушкарь. Я ведь раньше играл за «Арсенал». Вы не знали?
Нет, они не знали. Барри скривил губы в усмешке и глотнул колы. Может, двадцать лет назад, а может, и больше Джонс играл за «Канониров» — и на трибуне тогда «фанатела» футбольная группи Наоми.
— Гаррет Годвин Джонс — таково мое полное имя. — На лице Канонира нарисовалось удовольствие. — Я был женат еще раз после Наоми, — без всякой причины начал он, — но там тоже не было оглушительного успеха. Она упаковала чемоданы пять лет назад, и я больше не собираюсь играть в такие игры. Зачем, пока можно, как поется в песенке, получить все то же, не попавшись на крючок?
— Мистер Джонс, чем вы зарабатываете на жизнь? — спросил Вайн.
— Продаю спортивный инвентарь. У меня магазин на Холлоуэй-роуд. И не надо рассказывать мне об экономическом спаде — насколько я знаю, дела у меня никогда не шли лучше, бизнес на подъеме. — Он улыбнулся широкой самодовольной улыбкой и тут же убрал ее с лица, будто по щелчку какого-то внутреннего переключателя. — А вот в Танкреде плохи дела, — сказал он, понизив голос на целую октаву. — Вы ведь по этому поводу пришли? Или так: вас бы тут не было, не случись этого?
— Насколько я понимаю, с дочерью вы почти не общались.
— Совсем не общался, дружище. Я не видел ее и не слышал ее голоса полных семнадцать лет. Сколько ей теперь? Восемнадцать? Я ее не видел с полугода. И на ваш следующий вопрос я отвечу «нет». Меня это не так уж и заботит. Не огорчает ни в каком смысле. Мужчины начинают любить своих детей, когда те подрастут, это нормально. Но младенцы? Они нам безразличны, правда? Я развязался с той семейкой и ни минуты не жалел об этом.
Его дружелюбие на глазах сменялось враждебностью, и контраст был разителен. Его голос взлетал и падал вместе со сменой предмета разговора. Когда он говорил о личном — гремел крещендо, а переходя к пустым формальностям, мурлыкал, как сытый кот.
— А когда вы узнали, что ваша дочь ранена, вам не пришло в голову связаться с ней? — спросил Барри Вайн.
— Нет, дружище, не пришло. — Едва ли на миг задумавшись, Канонир Джонс откупорил вторую банку пива. — Нет, я не подумал об этом, и я не сделал этого. Не связался с ней… Раз уж вы спросили: когда это случилось, меня не было дома. Я уезжал на рыбалку. Я, в общем, частенько рыбачу. Рыбалку я мог бы назвать своим хобби, если бы кто-нибудь спросил, какое у меня хобби. В тот раз я поехал в Девон, на реку Дарт, останавливался в домике на берегу. Это такой уютный маленький отельчик, в это время года я часто провожу там по несколько дней. — Он говорил все это с агрессивной самоуверенностью в голосе. Хотя, возможно, в его воинственности никогда и не бывало уверенности? — Я уезжаю, чтобы отвлечься от всего, так что смотреть новости по телевизору — самое последнее, чем я мог бы там заняться. Я узнал обо всем только пятнадцатого, вернувшись домой. — Тон Джонса слегка изменился. —
Заметьте, я не говорю, что мне не было бы больно, если бы и ее постигла та же участь, что и остальных. Но если погибает ребенок, всегда больно — неважно, чей… Я вам еще кое-что скажу. Может, вы подумаете, что это меня в чем-то уличает, но я скажу все равно. Наоми была пустышка, ноль. Говорю вам, у нее не было ничего внутри. Только хорошенькое личико да то, что называют ласковый нрав. Любила держаться за руку, обниматься. Да только все объятия заканчивались, когда приходило время ложиться в постель. А что до ее невежества… Я сам необразованный и не думаю, что за всю жизнь прочел больше пяти, ну пусть шести книг — но по сравнению с ней я, черт возьми, просто гений, человек года…
— Мистер Джонс…
— Да-да, дружище, ты скажешь что хочешь — через минуту. Не перебивай меня в моем собственном доме. Я еще не сказал всего, что хотел. Я только начал. Наоми была ноль, и от знакомства с мистером Харви Коуплендом, депутатом парламента, я тоже не испытывал никакого удовольствия. Но послушайте меня — не дай бог никому иметь дело с Давиной Флори! Тут нужно было быть воином. Да, джентльмены — настоящим бойцом! Храбрым, как лев, сильным, как бык и толстокожим, как чертов бегемот! Потому что эта леди была сука королевского класса и не знала в этом усталости! Она была неутомима — четыре часа сна и снова полна энергии. И снова готова кусать — я бы так сказал… Мне пришлось там пожить. Они говорили: «Оставайтесь пока здесь, а там найдете что-нибудь», но было ясно, что Давина никогда нас не отпустит, особенно после того, как родился ребенок… Знаете, кто такой гот? — вдруг прорычал он в сторону Бердена.