Поцелуй гадюки
Шрифт:
Но будет ли она его любить так же горячо, когда узнает, что он полукровка?
Они достигли комнаты Глисены, и солдат постучал в дверь. Вокруг замка потрескивали магические искры. Через мгновение дверь открыл Крушила, вид его был измождённым. Он пригласил Арвина войти в комнату и закрыл дверь.
Глисена уже не лежала на кровати; теперь она сидела на родильном кресле. Давину и другие жрецы по-прежнему стояли вокруг неё и молились уже почти охрипшими голосами; Арвин спрашивал себя, как долго они могут оставаться без сна. Их по-прежнему окружали парящие в воздухе щиты, только теперь они
Мараса сидела на высоком стуле рядом с родильным креслом, держа Глисену за руку. Рядом с ней на низком, накрытом скатертью столике, лежал нож. Чтобы обрезать пуповину, когда родится демон, предположил Арвин. В комнате стоял запах крови; тряпки под родильным креслом были сплошь в ярко-красных пятнах.
Барон начал расхаживать взад-вперёд, то и дело хлопая себя по бедру. Всякий раз, заслышав стоны дочери, он стискивал челюсть.
– Ты можешь что-нибудь сделать с её болью? – рыкнул он на Марасу.
– Уже сделала, – ответила жрицы измождённым голосом.
Глисена натужилась, тяжело дыша, и лицо Марасы побледнело. Свободная рука жрицы прижалась к собственному животу, и она вздрогнула. Должно быть, она наложила заклятие, позволяющее переносить боль Глисены в своё тело, подумал Арвин. Была одна псионическая сила, которая творила нечто подобное, работая по тому же принципу, что и узы судьбы, которым Танджу научил Арвина. Разница была лишь в том, что повреждение и боль могли переноситься только на самого псиона. Арвин не стал изучать эту силу – он попросту не хотел. В то время он никого не любил настолько, чтобы захотеть перенять чужую боль на себя.
Мараса втянула воздух сквозь стиснутые зубы и указала на одного из жрецов. Тот вышел из круга и вытянул левую руку ладонью вперёд, направляя на жрицу. Он произнёс заклинание, в воздухе послышался слабый треск магической энергии. Мараса потрясла головой словно собака, вышедшая из воды. Плечи её выпрямились, лицо обрело прежний цвет.
Барон продолжал расхаживать.
Когда Арвин подошёл к Давину, тот повернулся.
– Демон в тазовом предлежании, – сказал он. – Возможно придётся разрезать живот, чтобы вынуть его. Но прежде чем мы начнём, мне нужно знать, о чём он думает. Используй свою магию разума.
Глисена застонала – Мараса вздрогнула. Из круга выступил другой жрец и направил на жрицу целебное заклинание. Глисена дышала тяжело; на тряпки, расстеленные под родильным креслом, потекла струйка крови. Она посмотрела на Арвина, лицо лоснилось от пота. В глазах стоял ужас – она боялась умереть – но было и что-то ещё: вопрос.
Арвин присел на корточки возле неё. Слова сами сорвались с губ.
– Я нашёл того, кого ты просила, – сказал он тихо. – С ней – точнее, с ним – всё хорошо.
Складки боли на лице Глисены разгладились, но лишь немного.
– Она, – выдохнула дочь барона, в глазах пылала материнская решимость. – Позаботься… о… ней.
– Нет нужды, – прошептал Арвин. – Ты сама со всем справишься.
Глисена помотала головой.
– Обещай, что… позаботишься… – хрипло произнесла она.
Арвин коснулся её плеча.
– Обещаю.
Жрецы
Арвин активировал силу. С третьего глаза сорвались серебристые искры и устремились к Глисене. Псиона окружил рой мыслей находящихся в комнате людей: облегчение Глисены, что он нашёл её ребёнка, горячую любовь Марасы к Глисене и твёрдую решимость выдержать её боль до конца, решимость Давину, готовящегося к предстоящей операции, и отчаянные молитвы других жрецов, сквозь которые отчётливо проступал страх. Давину подробно рассказал им, что должно произойти; как только пуповина будет перерезана, он изгонит демона. Арвин надеялся услышать и мысли Крушилы – боль, которую он испытывал при виде своей страдающей «голубки» трудно было не заметить, – но что-то скрывало его мысли. Может, магический предмет наподобие кольца Кэррелл? На мгновение Арвин задумался, где сейчас находится Кэррелл – он надеялся, что далеко от этой части дворца, – затем сосредоточил разум на предстоящем задании. Отстранившись от гомона чужих голосов, псион послал своё сознание глубже, и нашёл голос, который так боялся услышать.
Как здесь тесно… но ничего, скоро я освобожусь. Будь при мне мои мечи, я бы прорезал выход.
Арвин содрогнулся.
– Он хочет, чтобы при нём был его меч, – передал Арвин. – Нет, мечи, – поправился он. – Во множественном числе.
Он услышал, как зашептались жрецы.
– Может, это балор? – спросил один из них.
– Для балора он слишком велик, – ответил другой. – У того рога, которыми он бы порвал…
Ага, так лучше. Я могу перевернуться.
– Он переворачивается, – сказал Арвин.
Живот Глисены вздулся, девушка закричала. Что-то, похожее на кончик хвоста, промелькнуло между её ног, затем скрылось внутри.
Крушила взвился, держа в руке меч. Либо было перекошено от боли. Мараса приложила руку к животу Глисены, вбирая боль.
– Действуй, – процедила она, обращаясь к Давину. – Быстро. Пока он не… – Лицо стражницы побледнело от приступа острой боли.
Давину приложил кончик пальца ко лбу Глисены.
– Приготовься, – сказал он.
Девушка напряглась. Однако её грудь по-прежнему поднималась и опускалась. Живот вздулся сильнее.
Давину поднёс остриё ножа к животу роженицы и сделал глубокий вздох. Затем полоснул по коже.
Крушила стоял замерши, вцепившись глазами в дочь, и едва дышал. Один кулак правителя был сжат вокруг рукояти меча так сильно, что побелели костяшки пальцев; другой кулак он прижал ко рту.
Жрецы столпились вокруг кровати, протянув руки к Глисене и напевая заклинание.
– Страж невинных, властелин недремлющего ока, защити эту девушку в час нужды…