Поцелуй на краю ночи

Ярошинская Ольга

— В каком-то смысле я рада, что вы столь высокого о ней мнения, — ответила она, — но, Лютер, имейте совесть.

Он едва не рассмеялся. Кто бы говорил!

— Давайте сделаем так, — миролюбиво предложил Лютер. — Я задолжал вам ужин. Позвольте и мне вас угостить. Сегодня вечером жду вас в доме у озера. Посидим, поболтаем… Быть может, выпьем чего-нибудь. Предпочитаете красное?

Сесилия долго молчала.

— Хорошо, — сказала она. — Вы ведь не против, если я приду с подругой?

— Разве я

могу возражать? — ответил он.

Сесилия неопределенно фыркнула.

— В восемь, — добавил Лютер. — Ночью озеро очень красиво мерцает звездами. Я приготовлю для вас кое-что особенное.

— Удивите меня, — сказала Сесилия, и после в трубке пошли гудки.

Перси шумно выдохнул.

— Вы пригласили на ужин вампира! — воскликнул он. — Агент Фосберг, нужны серебряные пули, колья, может, дать вам мое средство от комаров?

Рокси кусала губы и смотрела прямо перед собой.

— А вдруг мы снова ошиблись, — тихо сказала она. — Вдруг все было не так…

— Выясним, — пообещал Лютер, пожав ее пальцы.

***

Кое-что не укладывалось в схему, которую он с таким тщанием выстроил: падение Сесилии с лестницы.

Допустим, все это правда. Сесилия в тот момент была человеком, пошла на кухню, оступилась и упала с лестницы, получив серьезные травмы. Утром ее в луже крови нашла Корделия, которая, как выяснилось, настоящая бабушка Рокси. Зачем же Корделии звать на помощь? Перед ней лежит та, что разрушила всю ее жизнь, убила дочь и отобрала внучку. Куда проще и логичнее добить ее или хотя бы закрыть дверь и дать Сесилии наконец умереть.

Внушение, как Лютер выяснил, в человеческой форме не работает — Триша не поддалась. Значит, Сесилия не могла заставить Корделию помочь. Она сделала это сама. Стокгольмский синдром? За все эти годы полюбила свою мучительницу? Но тогда Корделия не стала бы отправлять его к Дереку Тосси. Нет, она на их стороне.

Если же Сесилия была вампиром в ночь трагедии, то она могла бы хоть с крыши прыгать — ничего бы с ней не случилось. Да и в больницу она бы не пошла, с мертвым-то сердцем.

— А кто был лечащим врачом Сесилии? — спросил Лютер. — Ты помнишь?

— Конечно, — ответила Рокси. — Мистер Брана. Отец Нины, у которой я была на вечеринке. Они переезжают. А может, уже уехали…

Как же все-таки осложняют расследование вовремя укушенные шеф полиции и лечащий врач! Теперь улик не найдешь. Остались лишь ошибки — те, что торчат белыми нитками из наспех сшитого дела.

— Расскажи подробнее, что ты помнишь о случившемся, — попросил Лютер.

— Да ничего, — ответила Рокси и выразительно повела взглядом в сторону Перси.

Лютер понятливо кивнул и остановился у церкви. Обернулся к рыжему копу.

— Выходи.

— Вы пойдете на ужин с вампиром без меня? — возмутился тот и вцепился пальцами

в сиденье, как будто сейчас его будут силой вытаскивать. — Даже не думайте, агент Фосберг! Я это не пропущу! Это пик моей полицейской карьеры! Я могу наточить колья, купить еще средства от комаров…

— Есть задание, — сказал Лютер. — Добудь распечатку звонков Сесилии Медоу и Корделии Боулден. Посмотрим, с кем еще общаются эти две подруги. Особенно меня интересует день, когда с Сесилией произошел несчастный случай. Как думаешь, эти данные еще сохранились?

— Попробую достать, — кивнул Перси. — Будет не просто, но когда меня это останавливало?

Он вышел из машины и, сунув руки в карманы, направился к полицейскому участку. Лютер, захлопнув дверцу, запрокинул голову и посмотрел на барельеф над входом в храм. Чей-то полустертый временем лик то ли улыбался ему, то ли кривил губы в гримасе отвращения.

— О том, что ты спросил, — сказала Рокси, присев на капот. — Я ведь тогда получила свои суперсилы. И у меня в голове все немного перемешалось. Воспоминания обрывками.

— Точно, — кивнул Лютер, думая о другом.

Сердце забилось быстрее, и во рту пересохло от волнения. Сможет ли он войти теперь? Его сердце стучало в грудной клетке так настойчиво и громко. Услышит ли тот, кто где-то там, наверху? Откроет ли дверь блудному сыну?

— Корделия позвонила, я приехала в Танорок, бабушка была в больнице. Потом я вернулась — там этот ковер весь в крови.

Лютер медленно шагнул на ступеньку, потом на вторую, с усилием переставляя ноги. Ему ничего не мешало, кроме собственных страхов, но он шел как через толщу воды.

— … кровавые бордовые цветы распускались на зеленом ворсе — смотрелось жутко. Ты меня слушаешь?

— Да, — ответил Лютер. — Цветы.

Прекрасная цветочница — ответ на его молитвы. Теперь он снова живой и, наверное, сможет… Нога перенеслась через порог, и Лютер ступил в сумрачную прохладу храма, едва не закричав от облегчения. В груди, где раньше была пустота, что-то ширилось, растекалось светом, заполняя его как кувшин до самого верха. Лютер медленно прошел между рядами и застыл перед скульптурным изваянием Христа.

— Ты же говорил, что не можешь войти в храм, — вспомнила Рокси. Глянув на него, прошептала: — Подожду тебя снаружи.

А Лютер просто стоял, впитывая спокойствие и умиротворение. Слов для молитвы не было, но отчего-то ему казалось, что еще никогда он не был так откровенен с богом. Через витражи пробивались лучи света, согревавшие его заблудшую душу и дарующие прощение, которое Лютер уже не надеялся получить, и уверенность в том, что все будет хорошо. А иначе зачем это все?

Когда он вышел из храма, Рокси поднялась со ступенек и взглянула на него с легким испугом.