Поцелуй перед смертью
Шрифт:
Кингшип развернул листок. Принявшись читать написанное на нём, дошёл примерно до средины.
– Что это?
– Это я вас спрашиваю.
Кингшип покачал головой.
– Тут должен быть какой-то смысл, – сказал Гант. – Ведь это лежало вместе с проспектами.
Кингшип снова покачал головой и подал бумагу обратно Ганту, который опять засунул её в свой карман. Взгляд Кингшипа упал на проспекты.
– Как мне рассказать это Мэрион? – пробормотал он. – Она любит его. – Он мрачно посмотрел на Ганта. Затем медленно расслабил мышцы лица. И ещё
У Ганта отвисла челюсть.
– О-о, для…
Кингшип, поднявшись с дивана, обошёл вокруг него, направляясь к телефону на резном столике. Набрал какой-то номер.
– Ну теперь давайте, – проворчал Гант.
В тишине, установившейся в комнате, были отчетливо слышны гудки, а затем щелчок снятой трубки.
– Алло. Мисс Ричардсон? Это Кингшип. Хочу попросить вас об одном одолжении. Это очень серьёзно, я боюсь. И совершено конфиденциально. – Из трубки донеслось неразборчивое щебетание. – Вы не могли бы отправиться в офис, пожалуйста, да, прямо сейчас. Я бы вас не просил, если б это не было чрезвычайно важно, и я… – Снова послышалось щебетание. – Зайдите в отделение по связям с общественностью, – продолжал Кингшип. – Проверьте картотеку и посмотрите, отправляли мы когда-либо какие-либо рекламные издания Баду Корлиссу.
– Бёртону Корлиссу, – подсказал Гант.
– Или Бёртону Корлиссу. Да, совершенно верно – мистеру Корлиссу. Я у себя дома, мисс Ричадсон. Позвоните мне сразу, как только выясните. Спасибо. Большое спасибо, мисс Ричардсон. Я очень признателен… – Он повесил трубку.
Гант, морщась, покачал головой:
– За соломинку хватаемся, так ведь?
– Я должен быть уверен, – ответил Кингшип. – В таком деле нельзя сомневаться в уликах. – Он прошёл обратно к дивану, встал за его спинкой.
– Да вы уже уверены и отлично об этом знаете, – буркнул Гант.
Кингшип облокотился на спинку, уставившись вниз на проспекты, сползшие во вмятину, оставшуюся после него на подушечке.
– Вы отлично об этом знаете, – повторил Гант.
Установившуюся на мгновенье тишину нарушил усталый вздох, вырвавшийся у Кингшипа. Он обошёл вокруг дивана, поднял проспекты и сел.
– Как мне сказать Мэрион? – спросил он. Он потёр колено. – Этот сукин сын… этот чёртов сукин сын…
Гант подался вперёд к нему, оперевшись локтями себе на колени.
– Мистер Кингшип, во многом я был прав в этом деле. Вы признаёте, что я был здесь прав во всём?
– Что значит, «во всём»?
– Насчёт Дороти и Эллен. – Кингшип издал раздражённое шипение. Гант продолжил скороговоркой: – Он не сказал Мэрион, что учился в Стоддарде. Должно быть, он замешан в деле Дороти. Должно быть, он – тот, от кого она забеременела. Он её убил, а Пауэлл и Эллен откуда-то узнали, что это он, и ему пришлось их тоже убить.
– Записка…
– Он мог добиться её хитростью! Такое и до него делали – всего лишь месяц назад в газетах писали про парня, сумевшего это сделать, и по той же причине: его подруга забеременела.
Кингшип покачал головой.
– Я бы поверил, что и он способен, – сказал он. – Он так обработал Мэрион, что я теперь готов поверить про него во всё что угодно. Но в вашей теории есть изъян, большой изъян.
– Какой? – потребовал Гант.
– Он ведь охотится за деньгами, так? – Гант кивнул. – А вы «поняли», что Дороти была убита, потому что на ней было кое-что старое, кое-что новое, кое-что взятое на время и кое-что голубое? – Гант снова кивнул. – Что ж, – сказал Кингшип, – если он был тем, кто соблазнил её, а она готова была выйти за него замуж в тот же день, тогда зачем ему было убивать её? Он бы преспокойно на ней женился, так ведь? Он женился бы на ней и получил бы деньги.
Гант молча глядел на Кингшипа – ему нечего было сказать.
– Вы правы насчёт этого, – Кингшип потряс проспектами, – но насчёт Дороти вы ошибаетесь. Полностью ошибаетесь.
Помедлив какую-то секунду, Гант поднялся из кресла и прошёл к окну. Тупо уставился в него, покусывая нижнюю губу.
– Хоть вниз прыгай, – признался он.
Когда зазвонили в дверь, Гант отвернулся прочь от окна. Кингшип, поднявшись с дивана, стоял перед камином, опустив глаза на аккуратно сложенные берёзовые поленья. Он нехотя повернулся, прижимая к себе свёрнутые в трубочку проспекты, уклоняясь от настойчивого взгляда Ганта.
Послышался звук открывающейся парадной двери, затем голоса:
– …зайдешь ненадолго?
– Думаю, нет, Мэрион. Завтра нам рано вставать. – Последовало продолжительное молчание. – Буду стоять у себя перед домом в семь тридцать.
– Тебе лучше надеть тёмный костюм. На заводе, должно быть, легко испачкаться. – Ещё одна пауза. – Доброй ночи, Бад.
– Доброй ночи.
Дверь закрылась.
Кингшип скрутил проспекты в более плотный рулон.
– Мэрион, – позвал он, но вышло как-то чересчур тихо. – Мэрион, – повторил он громче.
– Иду, – донёсся её радостный голос.
В наступившей тишине оба неожиданно стали различать тиканье часов.
Она появилась в широком дверном проёме, поправляя воротник своей изящной белой блузки с длинными рукавами. После холода на улице щёки её сияли румянцем.
– Привет, – сказала она. – Мы были на…
Она увидела Ганта. Её руки повисли безжизненными плетьми.
– Мэрион, мы…
Её будто ветром сдуло.
– Мэрион! – Кингшип помчался на выход, в прихожую. – Мэрион! – Она уже была на средине уходящей наверх белой винтовой лестницы, выбивая каблучками яростную дробь. – Мэрион! – крикнул он гневно, повелительно.
Она остановилась, упрямо продолжая смотреть вверх, рукою держась за перила.
– Ну?
– Спустись сюда, – сказал он. – Мне надо поговорить с тобой. Это крайне важно. – Помедлив секунду, повторил: – Спустись сюда.
– Хорошо, – развернувшись, с королевской чопорностью она сошла по ступенькам вниз. – Ты можешь со мной поговорить. Перед тем, как я поднимусь наверх, соберу вещи и уйду отсюда.
Кингшип вернулся в гостиную. Гант, озадаченный, стоял посреди комнаты, положив руку на спинку дивана. Страдальчески качая головой, к нему подошёл Кингшип.