Поцелуй с дальним прицелом
Шрифт:
Стояла кромешная тьма, но я совершенно точно помню, что видела каждое мимическое движение лиц. Наверное, ужас надвинувшейся смерти обостряет зрение. Поэтому я отчетливо разглядела поджавшееся, словно бы усохшее от усталости и напряжения лицо Никиты… абсолютно, впрочем, равнодушное как к только что свершившемуся смертоубийству, так и ко мне, безвольно висевшей в его руках.
– Вика, очнитесь, – сказал он холодно. – Надо немедленно уходить прочь. – И, не отпуская меня, махнул остальным, которые все так же сидели на льду – как мне показалось, очень далеко от нас.
Впрочем, так оно и было: ведь веревка, которой мы были связаны, развязалась, когда матрос поволок меня по льду, оттого он так легко сорвал с места только меня, а не потащил за собою нас всех, словно блудливый пес – связку украденных
Ишь ты, как весело я описываю все это теперь! Ну да, спустя более чем шестьдесят лет можно и усмехнуться. Тогда-то мне уж точно не до смеху было!
Тем временем наши поднялись с большей или меньше степенью проворности и со всей доступной прытью ринулись нагонять Никиту, на ходу поправляя и восстанавливая нашу связку. Теперь все четверо шли отдельно, а мы с ним – сами по себе, потому что он не отпускал меня, продолжал поддерживать под руку. Честно признаюсь: я уже вполне пришла в себя, но продолжала висеть на его руке, словно пребывала в прежней беспомощности. Я прижималась к нему… я всякий стыд забывала, как только оказывалась близко к нему, что тогда, что потом! Даже сквозь толщу навьюченных на нас одежд (стародавняя загадка о ста шубах вполне могла быть применима не к луку, а к нам!) я ощущала его разгоряченное тело, даже, кажется, чувствовала запах его пота… не могу описать исступления, в которое меня этот воображаемый запах повергал! Жар любовный согревал меня пуще любого костра, я даже подняла руку, чтобы сдвинуть с лица капюшон и отереть испарину, однако Никита так глянул, что я пристыла ко льду.
Это был взгляд убийцы. С тем же выражением он смотрел на матроса перед тем, как нанести ему удар в лоб!
Не помню, писала ли я уже или только хотела написать, что обожаю слово «мазохизм»?.. Вся плоть моя взволновалась и загорелась… я хотела, чтобы он избил меня или даже убил, чтобы причинил боль, муку… как если бы мне мало было тех мучений, которые уже предчувствовало мое сердце и которые вашей покорной слуге в самом деле предстояло от него принять.
Франция, Париж.
Наши дни
Заказ пришел по электронной почте. Никита не любил таких заказов. Он предпочитал встречаться с людьми лично. Причем уже настолько поднаторел, что с первого взгляда мог определить, пришел человек к нему за консультацией как к адвокату или с заказом. Какая бы проблема ни отягощала клиента, которому потребовались услуги юриста, а все равно – у него не будет такого неуверенного, бегающего взгляда, такой дрожи в руках, такой сбивчивой речи. Впрочем, Никита умел сразу успокоить клиента, внушить ему уверенность в благополучном исходе задуманного им опасного и противозаконного предприятия. Да, вы пришли именно туда, куда нужно, вас здесь ждут, именно вас, и только вас, не нужно ни о чем беспокоиться, все будет именно так, как вы пожелаете. Вы сами не знаете, чего, собственно, желаете? Тогда я расскажу вам несколько историй о некоторых людях… О, конечно, все имена вымышлены, всякие совпадения с действительностью носят случайный характер…
О, не смущайтесь, мсье или мадам, мы просто беседуем. Это ни вас, ни меня ни к чему не обязывает. Мы беседуем о том, как причудлива и тяжела жизнь. Какой она бывает долгой, надоедливой и как неожиданно порою обрывается!
Вы не слышали о некоем мсье Дюрандале (назовем его так)? Это был преуспевающий антиквар, завсегдатай аукциона Друо. Впрочем, и магазины близ Лувра были бы ему по карману, однако он считал их слишком помпезными и рафинированными, уверял, что в них ничего толкового не найдешь, все это мишура для туристов-миллионеров. Вот на Марше-о-Пюс [7] его можно было видеть каждый выходной день. Он обожал рыться во всяческом старье. У мсье Дюрандаля была прелестная страсть – коллекционировать старинные перстни со львиными головами. Не слышали старую историю, якобы у легендарного кардинала Цезаря Борджиа (брата, к слову сказать, знаменитой распутницы Лукреции Борджиа) был особый перстень, и когда он пожимал руку человеку, которого желал сжить со свету, львиная пасть приоткрывалась и выступал шип, слегка царапая
7
Блошиный рынок в Париже – пристанище старьевщиков и антикваров.
Он был человеком не бедным, совсем не бедным. Чем-то он болел… говорят, диабет у него был. Потратил кучу денег на лечение, но ведь это неизлечимо, диабетик вечно живет под страхом смерти. Конечно, это мучительно, однако люди, говорят, привыкают ко всему. Может быть, он протянул бы еще много лет, хотя боли терпел такие, что жить не хотелось. Но вот, вообразите себе… Этот мсье Дюрандаль как-то раз блуждал, по своему обыкновению, по блошиному рынку и остановился возле своего знакомого торговца, который как раз и специализировался на старинных побрякушках: перстнях, браслетах, серьгах, медальонах… Конечно, там была масса новодела, который этот торговец выдавал за антик, но встречались вещички поистине уникальные.
Мсье Дюрандаль копался в куче этого металлического барахла, как вдруг рядом остановился какой-то молодой человек. О чем-то заговорил со старьевщиком, рассеянно перебирая его товар… и вдруг вытащил из свалки бронзовый перстень, потемневший от времени, уже даже не зеленый, а сплошь черный, с въевшейся в него грязью веков. Львиная голова! Молодой человек надел его на палец правой руки и засмеялся: мол, этот перстень такой старый, что вполне мог бы принадлежать Цезарю Борджиа! Сколько он стоит?
«Увы, – говорит торговец, – мне жаль вас огорчать, мсье, но эта безделушка – грубая подделка, восходит всего лишь к началу ХХ века, я понять не могу, как она ко мне попала, я ведь новодела не держу, видимо, проглядел, и цена ей – не более сотни евро». – «Ну, как хотите, – покладисто сказал молодой человек и заплатил за перстень. – А все же я убежден, – продолжал он, любуясь покупкой, – что вы ошибаетесь, мсье антиквар. Вы просто не можете поверить, что перед вами истинный перстень Цезаря Борджиа. В вас недостает романтики, которая совершенно необходима для вашей работы! А вот мы с этим мсье (и тут он с улыбкой взглянул на Дюрандаля) истинные романтики, верно? А потому мы представим себе, что я – Цезарь Борджиа, который пожимает руку одному из своих гостей, избранному… избранному…»
И не успел мсье Дюрандаль и глазом моргнуть, как молодой человек схватил его правую руку и пожал ее что было силы! Мсье Дюрандаль даже вскрикнул от боли, так как этот злочастный перстень оцарапал ему пальцы до крови.
«Ах, пардон, – сказал молодой человек, – львиная голова нечаянно укусила вас… но зато соблюдены все исторические реалии, вы не находите?» С этими словами он улыбнулся, помахал рукой и растворился в толпе, наводнившей Марше-о-Пюс. А мсье Дюрандаль так и остался стоять, глядя на свою царапину.
Правда, это забавное, незначительное происшествие почему-то произвело на него очень странное впечатление. Он не стал больше бродить по рынку, а сразу вернулся на стоянку, где оставил свою машину, и уехал домой. И что вы думаете, мсье или мадам? Не прошло и получаса, как он почувствовал себя неважно. На счастье, в это время он уже был дома, в окружении семьи, жены и сына, своих наследников (между нами говоря, очень не одобрявших непомерных трат мсье Дюрандаля на старинные безделушки. Но это к делу совершенно не относится, уверяю вас, мсье или мадам!). Вскоре мсье Дюрандаль лишился сознания, наследники вызвали доктора, но тот прибыл лишь для того, чтобы констатировать скоропостижную смерть. Нет, не от диабетической комы, как можно было бы ожидать, зная историю болезни мсье Дюрандаля! От сердечного спазма! Забавно, правда? Неужели тот торговец ошибся и среди его многочисленных подделок и впрямь оказался подлинный перстень Цезаря Борджиа? И мсье Дюрандаль не перенес счастья, что его мечта сбылась… О, в таком случае ему повезло хотя бы в последние мгновения его жизни. Если бы человек мог сам планировать свою смерть, этот господин, конечно, пожелал бы именно такой кончины.