Поцелуй смерти [Litres]
Шрифт:
Глава вторая
Сотрудники полиции могут перейти в режим радиомолчания по многим причинам, в том числе из-за отказа аппаратуры. Это не повод тут же автоматически вызывать СВАТ или принимать аналогичные крутые меры, разве что послать сотрудников поопытнее проверить ситуацию на месте – так поступают, когда дело не связано с гражданами противоестественной природы. Но в ответ на такие слова, как «вампир», «оборотень-леопард», «зомби» и так далее тут же выезжают наши специальные группы – если они не заняты где-то в такой же достоверной ситуации, а не «возможной». Кто-то из них вместе с моим коллегой, федеральным маршалом Ларри Киркландом сейчас выполнял ордер на вампира, который перебрался в наш город, имея на хвосте действующий ордер от другого штата. Он убил последнего маршала, который пытался ордер «обслужить»,
Прорезая ночь сине-красной мигалкой, мы с Зебровски подъехали к месту. Сирен мы включать не стали, только мигалки. В кино всегда вместе со светом идет звук, но иногда, вот как сейчас, когда выходишь из машин, все тихо, только крутятся и крутятся цветные лучи, чиркая снова и снова по массивным кирпичным зданиям и пустому булыжному двору. В девятнадцатом веке на этой пивоварне работала половина города, но уже много лет она заброшена. Кто-то ее купил и пытается убедить клиентов, что теперь тут будут квартиры и офисы, но в основном помещения тут снимают под фото- и видеосъемки. Стояли две полицейские машины, с виду пустые. Где же копы, которые в них приехали, и почему они не отвечают на вызовы по рации?
Из своей машины вышли детективы Клайв Перри и Броди Смит. Перри худощав, высок, одет аккуратно, но консервативно. Он афроамериканец, но кожа у него не так темна, как кажется в свете цветных мигалок. Смит – натуральный блондин, и в свете красно-синих огней кажется светлее. Перри ростом почти шесть футов, Смит немногим выше меня. Перри к тому же сложен как стайер – высокий и стройный, у Смита плечи широкие, а мускулы были бы устрашающие, посещай он тренажерный зал почаще. Белая рубашка Смита у ворота расстегнута, галстука нет, куртка всегда на плечах топорщится, будто ему трудно найти костюм по размеру и на его рост. Говорят, что противоположности притягиваются или, по крайней мере, отлично срабатываются. Для Перри и Смита это совершенно верно. Перри был в этой паре нормальный, а Смит – сверхнормальный. (Это звучит лучше, чем «экстрасенс» или «колдун».) Смит был участником экспериментальной программы полиции Сент-Луиса: у копов, имеющих экстрасенсорные способности, эти способности развивают и тренируют, выводя за пределы обычного «нутром чую». Начальство удивилось, что так много оказалось копов-экстрасенсов, а для меня ничего удивительного в этом не было. Почти любой коп вам скажет о своем нутряном чутье, об инстинкте, и почти любой скажет, что вот это-то и сохранило жизнь ему и его напарникам. При проверке выяснилось, что «нутряной нюх» – чаще всего латентные экстрасенсорные способности. Смит чует монстров, когда они начинают использовать какие-то свои умения. Если задержанный-ликантроп готов перекинуться, Смит это почует и предупредит присутствующих – или скажет задержанному, что лучше не надо. Он чует вампиров, когда они пытаются использовать свои вампирские чары. С мохнатыми у него лучше получается, чем с нежитью. Он чувствует, если при нем используются какие-то экстрасенсорные способности – например, когда я веду поиск нежити. У самого у него способности не очень велики – или просто еще не обнаружили, в чем его истинный талант. Поживем – увидим.
Мы с Зебровски официально не являемся напарниками. Федеральные маршалы обычно работают без напарников, а в Противоестественном отделе – всегда. Но с Зебровски я, наверное, за много лет работала больше, чем с любым другим копом. Мы друг друга хорошо знаем. Меня приглашали к нему домой на обед с его женой и детьми, а в последний раз мне было позволено привести двух своих возлюбленных-леопардов, с которыми мы вместе живем. Двое мужчин-«монстров», и мало того – живу я с обоими в грехе, а он разрешил мне привести их в свой дом, где собирались другие копы с семьями. Да, мы с Зебровски – друзья. Может, мы не делимся своими самыми потаенными секретами, но мы – копы-друзья. Это как друзья по работе, только тебя заливало его кровью, а его – твоей, и вы друг другу спасали жизнь. Но когда я выхожу работать с РГРПС, меня пытаются ставить в пару с нормальными. У Зебровски внутреннее чутье есть, но недостаточное, чтобы пройти тесты.
Мы проверили машины, убедились, что они пусты, и я тогда сказала то, что должна была сказать.
– Мы должны предполагать, что сотрудники ранены, так что я ссылаюсь на Акт.
То есть начинаю действовать на основании Акта о противоестественной опасности. Это такая дыра в заборе новых законов, более дружественных к вампирам, и эта дыра позволяет маршалам Противоестественного отдела бить вампиров на поражение, если они видят опасность для жизни людей и полагают, что промедление в ожидании ордера приведет к жертвам. Сейчас неизвестна судьба по крайней мере двоих сотрудников, может быть, большего их числа, если в каждой машине коп был не один. А еще – пропавшая девочка. Если мы хотим кого-нибудь спасти, надо иметь возможность стрелять в вампиров.
– Но вы не имеете права ссылаться на Акт до тех пор, пока не будет точно известно, что есть пострадавшие или заложники, – сказал Перри.
Он фанатичный приверженец правил, наш Клайв.
– Мы должны считать пропавших ранеными или убитыми, Клайв, – ответил Зебровски. – Анита вполне может сослаться на Акт. То есть она и все, кто ей помогают, имеют право бить на поражение ради спасения жизни людей, не ожидая ордера на ликвидацию.
Зебровски здесь был старше всех по званию, и он меня поддержал. Клайв поступил так, как поступают любители правил: последовал им. Потом он сможет себе сказать, что пытался предотвратить кровопролитие, и сам он, строго говоря, чист. Он кивнул:
– Ты здесь главный, сержант.
Зебровски не стал развивать тему и обернулся ко мне:
– Анита, фас!
Я приподняла бровь, но заводиться не стала. Его ухмыляющаяся физиономия была достаточно красноречивой – он с последним дыханием будет шуточки отпускать. Через какое-то время перестаешь обращать на них внимание, иначе замучаешься отгавкиваться.
– Минуту, – попросила я.
Если бы мы хотели к вампирам подкрасться незаметно, то искать их силой некроманта я бы не могла – они почуют. Но учитывая полицейские машины с мигалками – о скрытности говорить поздновато.
В допросной произошел инцидент – случайная утечка сверхъестественной силы, и только после этого она начала применяться намеренно. Ну а сейчас ничего случайного уже не было. Большинству из тех, кто поднимает мертвых – вежливо называют – аниматоры, а грубо – короли или королевы зомби, – необходим ритуал, чтобы эту работу выполнить. Круг силы, мазь, ритуальные предметы, кровавая жертва – и при этом, считай, еще повезло, если за ночь удастся поднять одного зомби. Я же круг силы использую, чтобы до моих зомби не добрались бродячие злые силы, кровавая жертва позволяет мне поднять зомби в большем количестве и в лучшем качестве, но поднимаю я их только собственной силой. Используй я все атрибуты профессии, могла бы поднимать их целыми кладбищами.
Это я скрываю как можно тщательней, потому что таких возможностей не должен иметь никто. Абсолютно никто.
Даже я.
Я не столько призываю свою силу некроманта, сколько освобождаю ее. Наилучшее описание – как будто у меня в груди кулак, который я крепко сжимаю, сдерживая силу, чтобы не вырвалась. И вот я разгибаю пальцы, раскрываю ладонь, отпускаю это напряжение, которое у меня под ребрами почти всегда. Как будто делаю выдох после задержанного на всю жизнь вдоха, который наконец-то можно выпустить.
Может быть, отчасти это магия, и потому другим нужны все эти приспособления и притирания, но для меня это экстрасенсорная способность, и мне достаточно просто спустить ее с поводка. Сила некроманта – как холодный ветерок, веющий от меня наружу. При этом ни один волосок ни на чьей голове не шелохнется, и «ветерок», может быть, неточное слово, но я чувствую, как сила из меня просачивается, расходится кругами от брошенного в воду камешка, только этот камешек – я. И еще одно: сила идет мощнее и сильнее сконцентрирована в том направлении, куда я смотрю. За спиной я ее тоже ощущаю, но там она не столь сильна. Почему так – понятия не имею.