Поцелуй женщины-паука
Шрифт:
Начальник. Будь по-вашему, Молина, увидимся через неделю.
Заключенный. Спасибо, сеньор.
Начальник. Но потом, боюсь, придется принимать меры…
Заключенный. Да, конечно.
Начальник. Хорошо, Молина.
Заключенный. Сеньор, простите, что я… испытываю ваше терпение, но…
Начальник. В чем дело?
Заключенный.
Начальник. Думаете, все это помогает?
Заключенный. Уверяю, ничто не помогает так, как это, правда… Уверяю вас.
Начальник. Дайте взглянуть.
Заключенный. Пожалуйста, упакуйте все в пакет, как обычно делает моя мать.
Список продуктов для Молины:
2 жареных цыпленка
4 печеных яблока коробка с салатом «оливье»
300 г копченого окорока
300 г ветчины
4 кукурузные лепешки
пачка чаю и банка растворимого кофе
буханка ржаного хлеба, нарезанная
2 большие банки молочного пудинга
банка апельсинового мармелада
литр молока и голландский сыр
маленький пакетик соли
4 большие упаковки засахаренных фруктов ассорти
2 английских пудинга
пачка масла
банка майонеза и упаковка бумажных салфеток
— Это окорок, а это ветчина. Я сделаю бутерброды, пока хлеб свежий. Бери что хочешь.
— Спасибо.
— Я достану лепешку, разделю пополам, положу немного масла и ветчину. Потом салат. А затем печеное яблоко. И чай.
— Звучит неплохо.
— А ты отломи себе кусок цыпленка, если хочешь, пока он еще не остыл, не стесняйся.
— Спасибо, Молина.
— Здорово, правда? Каждый берет чего пожелает; так я не буду тебя раздражать.
— Как скажешь.
— Я поставлю воду, если ты чего-нибудь захочешь. Чая или кофе.
— Спасибо.
— …
— Это просто объедение, Молина.
— А еще у нас есть засахаренные фрукты. Ты мне только тыкву оставь, я ее больше всего люблю. Еще там ананас, инжир и что-то красное. Интересно, что это?
— Наверное, арбуз, а может, и нет, я не знаю…
— Ну, узнаем, когда попробуем.
— Молина… Мне так стыдно…
— Отчего?
— Я про утро… про мою выходку…
— Чепуха…
— Тот, кто не умеет брать… мелочный человек. Потому что он и отдавать не любит.
— Думаешь?
— Да, я размышлял и пришел к такому выводу. Я сердился на тебя из-за твоей… щедрости… потому что не хотел быть обязанным.
— Да?
— Да.
— Слушай… Я тут тоже думал и вспомнил твои слова, Валентин, и прекрасно понял, почему ты повел себя именно так.
— И что же я тебе сказал?
— Что вы все, когда участвуете в этой борьбе, вам нельзя… привязываться… друг к другу. О, может, привязываться — это не то слово, это слишком, но ладно, привязываться по-дружески.
— Очень благородная
— Знаешь, иногда я понимаю все, что ты говоришь мне…
— Да, но в нашем случае мы заперты здесь, поэтому нет никакой борьбы, никаких побед, понимаешь?
— Да, ну и что?
— Неужели на нас так давит… внешний мир, что мы не можем вести себя, как цивилизованные люди? Неужели… у врага, который там, столько сил?
— Я не совсем понимаю…
— Неужели все, что есть плохого в мире… все, что я хочу в нем изменить… неужели все это не позволяет мне… вести себя… по-человечески хотя бы короткое время?
— Что ты будешь? Вода закипела.
— Завари чай для обоих, ладно?
— Хорошо.
— Не знаю, понял ли ты меня… но вот мы здесь одни, и если дело касается наших отношений… как бы сформулировать?.. Мы можем поступать как хотим; на наши отношения ничто не влияет.
— Да, я слушаю.
— В общем, мы свободны вести себя по отношению друг к другу как угодно, я понятно говорю? Как если бы мы были на необитаемом острове. На острове, на котором нам предстояло бы прожить долгие годы. Потому что за стенами этой камеры у нас могут быть притеснители, но только не здесь. Здесь никто никого не угнетает. Единственное, что меня беспокоит… потому что я устал, или у меня плохое настроение, или, может, я какой-то не такой… это то, что кто-то делает мне добро, не прося ничего взамен.
— Ну, я не знаю насчет этого…
— Что значит не знаешь?
— Я не могу этого объяснить.
— Да ладно, Молина, не темни. Соберись и сформулируй, что у тебя на уме.
— Хорошо, не думай ничего такого, но если я добр к тебе… это потому, что хочу заслужить твою дружбу и — почему бы и нет? — твое расположение. Точно так же я добр к своей маме, потому что она хороший человек, который никогда никому не сделал ничего плохого, потому что я люблю ее, потому что она очень милая, и я хочу, чтобы она любила меня… Ты тоже очень хороший человек, бескорыстный, ты рисковал жизнью ради благородных идеалов… Что ты отвернулся, я тебя смущаю?
— Да, немного… Но вот я смотрю на тебя, видишь?
— И за это я… уважаю тебя, ты мне нравишься, и мне хочется, чтобы ты так же относился ко мне… Потому что любовь матери — это единственное хорошее, что было у меня в жизни, потому что она принимает меня таким, какой я есть, и любит меня просто так, невзирая ни на что. Это как дар свыше, он помогает мне жить дальше, только он и помогает.
— Можно я возьму хлеба?
— Конечно…
— Но разве у тебя… разве у тебя нет близких друзей… кто много для тебя значил?
— Да, но все мои друзья… голубые, как и я, и это такой свой мирок, как бы тебе объяснить? Мы не особо полагаемся друг на друга, потому что мы такие… пугливые, нерешительные. И всегда ждем… настоящей дружбы, серьезной дружбы… с мужчиной, конечно. Но это невозможно, потому что мужчине обычно… нужна женщина.
— Все гомосексуалисты такие?
— Нет, есть и другие, те, что влюбляются друг в друга. Но я и мои друзья, мы — женщины. Нам все это не нужно — все эти игры для гомиков. Мы обычные женщины — мы спим с мужчинами.