Поцелуй женщины-паука
Шрифт:
— Я тоже обо всем забыл.
— Тогда зачем? Зачем нужно было опускать все с небес на землю? Чего ты добиваешься?
— Похоже, тебе надо все на пальцах объяснять.
— Замечательно придумал. Все равно в темноте я твоих пальцев не разгляжу.
— Я тебе и так объясню.
— Ладно, только завтра, потому что сейчас все это у меня уже вот где сидит. Так что до завтра… И почему мне именно ты достался, а не тот архитектор из фильма, например?
— О, это совсем другая история, к тому же мне это неинтересно.
— Боишься говорить на такие темы?
— Нет, не боюсь. Просто мне это неинтересно,
— Я говорил тебе, за что сижу — за совращение несовершеннолетних, вот и все, так что не надо разыгрывать из себя психолога.
— Да ладно, признайся, он нравится тебе потому, что курит трубку.
— Нет, потому, что он добрый и понимающий человек.
— Все очень просто — мать его кастрировала.
— Мне он нравится, и довольно. А тебе по душе его помощница — неотесанная девица!
— Уж поверь, она лучше, чем пантера.
— Чао, завтра объяснишь почему. Дай поспать.
— Ну как хочешь.
— Мы остановились на том, что она хочет выйти замуж за этого, с трубкой. Давай дальше. — А чего ты ухмыляешься?
— Ничего, давай дальше, Молина, рассказывай.
— Сам и рассказывай. Ты, как выясняется, знаешь о нем больше меня, хотя фильм-то смотрел я.
— Он тебе не подходит.
— Почему же?
— У тебя на уме ведь не только платонические мысли, так? Признайся.
— Естественно.
— Хорошо, Ирена нравится ему потому, что фригидна, и он знает, что ему не придется к ней приставать, вот он и ухаживает за ней и приводит домой, где все напоминает о матери — и мебель, и занавески, в общем, весь этот хлам, ты сам так рассказывал.
— Ну?
— Если он оставил барахло своей маменьки нетронутым, как оно было при ее жизни, это значит, что ему все еще хочется быть маленьким мальчиком, жить с мамочкой и домой он привел не женщину, а просто подружку.
— Но это всего лишь твои домыслы. Я не утверждаю, что квартира принадлежала матери. Я сказал так, потому что его обиталище мне очень понравилось, а раз вещи старинные, я предположил, что там жила его мать, вот и все. Может, он снял квартиру уже с мебелью.
— Тогда ты половину фильма просто выдумываешь.
— Нет, клянусь, я не выдумываю, но некоторые вещи, конечно, приукрашиваю, чтобы ты мог лучше представлять, видеть все так, как вижу я. Например, его дом.
— Признайся, тебе самому хотелось бы жить в таком.
— Да, конечно. А приходится сидеть здесь и выслушивать банальности, от которых меня уже тошнит.
— Да? А что же я должен тебе говорить?
— Все вы одинаковые, все время талдычите одно и то же, всегда!
— Что именно?
— Что меня слишком баловали в детстве и поэтому я стал таким, что я все время держался за мамин передник, и вот теперь я такой, и что человек всегда может стать нормальным, и поэтому мне нужна женщина, ведь ничего лучше женщины быть не может.
— И все тебе говорят банальности?
— Да, и на это я отвечаю: отлично! я согласен! Поскольку лучше женщины ничего нет, я хочу быть женщиной. Таким образом, я отделываюсь от бесполезных советов, потому что сам знаю, что для меня лучше. Для меня все уже давно ясно.
— А мне не так ясно, по крайней мере из того, как ты объяснил.
— Мне
1
Всего хорошего, до свидания, Спарафучиле (итал.). (Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, — прим. перев.)
— Спарафучиле?
— В опере ты, конечно же, не разбираешься? Это злодей из «Риголетто».
— Хватит спорить, и рассказывай, мне же интересно, что дальше.
— На чем мы остановились?
— На брачной ночи. Когда он даже не дотронулся до нее.
— Точно, он спит в гостиной, на диване и… О, я не сказал тебе — они договорились, что она пойдет к психиатру. И вот она начинает ходить к врачу и во время первого же приема обнаруживает, что психиатр чертовски симпатичный и не прочь с ней пофлиртовать.
— «Чертовски симпатичный»? Интересно, а что это значит в твоем понимании?
— Он стройный, темноволосый, с усами, выглядит великолепно, у него высокий лоб, а усики такие тоненькие, как у сутенеров… Даже не знаю, как тебе объяснить: эти усики выдают в нем человека довольно умного. И раз уж мы заговорили об этом, мужчина, который его играет, абсолютно не в моем вкусе.
— А что за актер?
— Не помню, ведь у него не главная роль. Он симпатичный, но, по мне, худоват. Знаешь, таким очень идут двубортные костюмы, а если они носят обычный, то с жилеткой. Как правило, такие мужчины пользуются популярностью у противоположного пола. Не знаю почему, но сразу видно, что он насквозь положительный, что он нравится женщинам. А вот у зрителя он сразу вызывает антипатию. Ирене он тоже не нравится; она лежит на кушетке, рассказывает о своих проблемах, и ей как-то неуютно, она чувствует, что разговаривает не с врачом, а с мужчиной, и ей от этого не по себе.
— Да, то еще кино.
— Что, глупое?
— Нет, все очень связно, давай продолжай. Только не злись.
— Она начинает рассказывать о том, что боится, как бы из нее не вышла плохая жена, и они договариваются: в следующий раз она расскажет ему о своих кошмарах и как однажды ей приснилось, будто она превратилась в пантеру. На этом они и заканчивают сеанс, но в следующий раз она не идет на прием, врет мужу и направляется не к врачу, а прямиком в зоопарк, к пантере. И стоит возле клетки словно зачарованная. На ней то же пальто, ткань черная, но ворс серебрится на солнце, точь-в-точь как шерсть пантеры. Животное ходит туда-сюда по огромной клетке, не спуская глаз с Ирены. И тут появляется смотритель, открывает дверь вольера… открывает лишь на секунду, бросает внутрь мясо и снова закрывает, но он так сосредоточен на крюке с мясом, что забывает ключ в замке. Ирена все видит, но молчит, смотритель берет метлу и начинает подметать дорожку, на которой валяются бумажки и окурки. Ирена неслышно подходит к двери клетки. Вынимает ключ из замочной скважины и долго смотрит на него. Ключ такой большой, ржавый… Она стоит задумавшись; проходит несколько секунд…