Поцелуй змея
Шрифт:
Он просвистел в воздухе с такой скоростью, что человек не смог бы даже заметить его, но Грифон вытянул руку и одним ленивым движением подхватил летящий снаряд. Куда бы он делся. Рун быстро связал кедровые доски, вытащил из кармана складной нож, перерезал веревку и снова убрал нож. Не поднимая головы, он резко бросил клубок назад.
Карлинг от неожиданности отшатнулась, но все-таки поймала моток. Злобно глянув на клубок, Чародейка швырнула его назад в чемоданчик с инструментами. Рун вдруг оказался прямо перед ней. Слишком близко. Ну, конечно. Он всегда оказывался слишком близко и сейчас
Чародейка подняла на Стража напряженный взгляд.
— Ты вторгаешься в моё личное пространство.
— Знаю, — восторженный, чувственный Рун приблизился к ней лицом к лицу. Голосом тихим, почти грудным мурлыканьем, он спросил: — Скажешь ли ты мне, что улучшит твое настроение? Я был бы счастлив угодить тебе чем-угодно.
Карлинг смотрела на Вера широко распахнутыми глазами. Обоюдное влечение буквально ревело между ними. Оно вспыхнуло внизу ее живота и разлилось по всему телу так, что ей хотелось прилечь. Ее воображение нарисовало картину того, как мужчина ложится на нее, мускулистое тело обнажено, дикое прекрасное лицо смотрит на нее с острой жаждой секса.
Ее тело требовало сделать вдох. Она боролась, но, проиграв битву над самоконтролем, вздохнула. Все чувства напряглись от горячего, живого присутствия Вера. Легкое касание его твердой груди к ее соскам воспламенило чувства, которые так долго находились в состоянии покоя, что, по идее, должны были оставаться мертвыми.
Это дикое безумие. Он заставлял её чувствовать слишком интенсивно. Это переходило все границы благоразумия, было бесполезно и, к тому же, быстро превращалось в одержимость. Она не могла справиться со всем этим — с ним и своими эмоциями. Справляться с появившейся надеждой и страхом уже было довольно трудной задачей.
Карлинг оторвала взгляд от этого неотразимого лица. Подняла руки и сжала в кулаках черную футболку Руна.
— Ты закончил читать?
Его чувственное веселье прошло.
— Да, как раз перед тем, как пришел сюда.
Чародейка сконцентрировалась на кулаках, которые упирались в твердые мышцы мужской груди.
— И?
Рун обхватил ее плечи.
— И — я не знаю. Проделанная тобой работа великолепна, ты и так это знаешь. Но что-то беспокоит меня, а я пока не в состоянии точно определить, что именно. Словно какое-то слово, вертящееся на кончике языка. Точно знаешь, что это слово есть, до этого пользовался им много раз, но никак не можешь его вспомнить.
— Старайся лучше.
Его пальцы напряглись.
— Что не так?
Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вся ломаная и неискренняя.
— Я, кажется, снова отправляюсь в Вегас.
Вер глубоко вздохнул и притянул женщину в свои объятия.
— Все в порядке, — сказал он. Его голос был таким же твердым, как и его взгляд чуть раньше. Страж положил щеку ее на макушку. — Мы знали, что все снова случится, рано или поздно. Пройдем через это вместе и узнаем больше.
Карлинг заставила себя заговорить.
— Это то, что я все время повторяю сама себе.
Черт его возьми, он гладил ее по волосам, а потом появилось больше чувств, предательских ощущений, которые путали мысли.
Разве
Глаза снова защипало. Они наполнились горячей жидкостью и вырвались наружу. Карлинг так давно не плакала, что у неё заняло несколько мгновений, чтобы понять, что происходит.
Он сделал это с ней. Он открыл в ней двери, которые никогда не должны были быть открыты вновь. Он был словно сирокко (итал. — сильный южный или юго-западный ветер в Италии — прим. пер.), который прошелся по ее разуму и душе, сместив застарелые привычки, как пески в пустыне, он заставил ее снова испытывать чувства, которые, как она думала никогда больше не ощутит снова: удивление и желание, надежду и страх.
Потом он научил ее испытывать новые ощущения, которые были настолько свежи и хрупки и их легко было разрушить, что Карлинг боялась, что они могут сломать ее. «Борись за жизнь», — сказал ей Рун, и это было очень трудно, потому нельзя заставить себя бороться, не ощущая при этом страха. До появления Руна она думала, что теряет только жизнь. Она настолько дистанцировалась от себя, что беспристрастно готова была ждать своего конца. Теперь же Чародейка чувствовала, что может потерять что-то более ценное: осознание того, кто она есть.
— Иногда я думаю, что ненавижу тебя, — прошептала Карлинг.
Вер потерся щекой о ее волосы.
— Почему, дорогая?
У Карлинг перехватило дыхание. Разве не назвал он ее так когда-то очень давно? То есть, ей могло показаться, что это было очень давно. Тогда она не знала, что означает это слово, не понимала, что он говорил. Она думала, что к ней явился странный и прекрасный бог, который назвал ее священным именем…
Рун крепко прижал к себе женщину, укачивал ее, ощутив, как намокла его футболка. Он чувствовал остаточный аромат ладана в ее волосах, наряду с чистыми свежими нотами лаванды. Под этими слоями был сокрыт ее тонкий женственный аромат, и она была такой совершенной, что при мысли о ее умирании в нём снова взревели замешательство и возмущение.
Стоп. Рун с шипением выдохнул. Вот оно, это слово, вертевшееся на кончике языка, только это было не слово, а общая концепция. Предпосылка, но пока не вывод.
Вер зарылся лицом в изящный изгиб ее шеи, изо всех сил прижимая ее к себе. Шевельнувшись, Карлинг промурлыкала то ли протест, то ли вопрос.
— Потерпи минуту, — пробормотал Рун.
Окружив ее своей Силой и распахнув чутье Вера, Страж снова вдохнул аромат Карлинг.
Веры, особенно те, что в летах и наиболее могущественны, могли учуять болезнь, подобно животным. Точно так же они распознавали яд в пище, поэтому их было чрезвычайно трудно отравить. Они чувствовали гниение через потовые железы человека.