Поцелуйте невесту, милорд!
Шрифт:
Ахнув, Эмма инстинктивно запахнула халат.
— В моем доме, — резко бросила она, — вам незачем беспокоиться о такого рода осложнениях, лорд Денем. Спокойной ночи.
Развернувшись, она прошествовала в спальню и захлопнула за собой дверь.
— Эмма! — Джеймс в замешательстве смотрел на закрытую дверь. Что он такого сделал? Что он сделал, чтобы она так завелась? Господи, ну и характер! Почти такой же вспыльчивый, как у него. — Эмма!
Ответа не последовало. Эмма, разумеется, слышала его тихий зов, но не сочла нужным откликнуться. «Осложнения! — распаляла она себя, откидывая одеяло и забираясь в холодную постель, даже не потрудившись снять халат Стюарта. — Как же, осложнения!»
Впрочем, Эмма очень сомневалась, что у Джеймса Марбери когда-либо возникали осложнения с женщинами. Да и существует ли женщина, которая была бы достаточно хороша для него? Этот ужасный человек требует совершенства от каждого, кто имеет несчастье попасться ему на глаза.
Эмма могла только надеяться, что, когда наступит завтра, Джеймс Марбери будет далеко от острова. Весь минувший год ее преследовали неудачи. Неужели она не может рассчитывать хотя бы на такую малость?
Невыносимое самодовольство Джеймса было не единственной причиной, заставлявшей Эмму желать его отъезда. Она не могла отделаться от воспоминаний об ощущениях, вызванных близостью его тела, ощущений, от которых она горела как в лихорадке, а дышала так, словно пробежала целую милю. Просто невероятно, что один и тот же человек может так раздражать и быть настолько притягательным!
Джеймс, однако, не собирался покидать остров. Во всяком случае, не раньше, чем он убедится, что вдова его кузена надлежащим образом устроена.
Но черт побери! До чего же трудно заботиться о ком-то, кто упорно настаивает на том, что не нуждается ни в каких заботах.
Вздохнув, Джеймс повернул голову к очагу, чтобы убедиться, что огонь продержится до утра. Не хватает только, чтобы Луиза замерзла и принялась жалобно мычать. Это загулявшее животное уже достаточно тревожило его сон. А ведь у него впереди длинный день.
В конце концов, он все еще должен убить барона.
Глава 14
В погожий день замок Маккрей был хорошо виден из города. А поскольку наступившее утро было таким ясным и теплым, каким сырым и холодным был минувший день, замок Маккрей являл собой поистине впечатляющее зрелище. Его каменная громада величественно возвышалась над крохотным городком, а высокие башни, казалось, вонзались в голубое, как яйцо малиновки, небо. Глядя на него в окошко, Джеймс мог только дивиться неожиданной сочности омытой дождем весенней травы, усыпанной полевыми цветами.
Но хотя все это и выглядело как сказочное королевство, в крутом подъеме на вершину скалы, где располагался замок, не было ничего романтичного, в чем Джеймс вскоре убедился на собственном опыте.
И все же день начался совсем неплохо. Его разбудили яркий солнечный свет, лившийся в окна, и голос Эммы, напевавшей что-то в своей комнате. Это было одно из самых приятных пробуждений в жизни Джеймса.
Во всяком случае, пока он не ощутил нечто вроде щекотки и, взглянув вниз, не обнаружил, что Луиза тычется носом в его голые ступни.
Да, не слишком благоприятное начало дня. А когда чуть позже Джеймс распахнул дверь, чтобы выдворить из дома Луизу, и увидел Клетуса, стоявшего перед домом с петухом под мышкой, он окончательно понял, что день не задался. Хотя Клетусу, надо признать, пришлось еще хуже. При виде Джеймса его лицо приняло такое выражение, какое не сразу забудешь.
То, что корова провела ночь в гостиной дома Эммы, видимо, не шло ни в какое сравнение с тем, что Джеймс также провел здесь ночь, поскольку Мак-Юэн целых пять минут пялился именно на него, а не на собственную корову. Даже когда Эмма, поспешно выскочившая из своей комнаты, деликатно объяснила, что Джеймс ночевал на диване и только потому, что было слишком поздно возвращаться в город, Клетус все еще тупо смотрел на графа, одной рукой вяло ухватившись за повод Луизы, а другой все еще прижимая к себе птицу, имевшую самый жалкий вид. Джеймс даже сочувствовал бедняге, но не слишком. Он не мог забыть выражения лица Эммы, когда он застал ее, позабывшую от страха о его присутствии, прошлой ночью с ружьем в руках. Очевидно, несмотря на все уверения в обратном, Эмма тоже опасалась, что Маккрей выкинет какую-нибудь глупость, и была убеждена, что именно барон, а не кто иной ломится в ее дверь. Это навело Джеймса на мысль, что Мак-Юэн, хотя и имел виды на миссис Честертон, не предпринял никаких шагов, дабы обеспечить ее безопасность.
Недовольство молодым человеком, однако, не помешало Джеймсу осведомиться вполголоса, когда Эмма отлучилась на минутку, чтобы надеть шляпку и плащ, не согласится ли тот быть его секундантом.
— Кем? — последовал вполне предсказуемый вопрос.
Джеймс вздохнул. После серьезных размышлений он пришел к выводу, что, поскольку в городе нет врача, его камердинеру придется взять на себя обязанности хирурга во время дуэли с Джеффри Бейном. Что не составило бы особых затруднений для Робертса, который сопровождал своего хозяина на многочисленные дуэли и поднаторел в искусстве останавливать кровь и перевязывать раны.
Но это, естественно, означало, что Джеймсу понадобится кто-то еще в качестве секунданта. Мак-Юэн явно разделял неприязнь Джеймса к барону, а Джеймс давно убедился в справедливости поговорки, гласившей, что враги наших врагов — наши друзья.
И потому в ответ на вопрос озадаченного Клетуса Джеймс быстро проговорил, так, чтобы Эмма не слышала:
— Не важно. Приходи в гостиницу в половине одиннадцатого, сходишь со мной в замок Маккрей и получишь гинею.
Это Мак-Юэн явно понял, поскольку, расплывшись в счастливой улыбке — первой, после того как он обнаружил свою драгоценную миссис Честертон в обществе человека, съездившего его накануне по физиономии, — с воодушевлением отозвался:
— Ага, милорд!
Что касается Эммы, то она все утро пребывала в нервозном состоянии. Для Джеймса не было новостью, что она его недолюбливает, но, судя по ее поведению, после того как он сообщил ей об истинной цели своего приезда на остров, ее неприязнь к нему еще больше возросла.
Что ж, ее можно понять. Молодой вдове небезразлично, где покоится ее муж. Эмма любила Стюарта и наверняка захочет остаться рядом с ним даже после смерти.
И все же…
И все же Джеймс не мог поверить, что это — единственное, что стоит за отказом Эммы позволить ему перевезти останки Стюарта домой, в Денемское аббатство. То, что она привязалась к острову, очевидно. Но скорее к местным жителям и ученикам, которых она обожала, чем к памяти покойного мужа. Джеймс не мог точно сказать, почему у него сложилось такое впечатление. Это было не более чем ощущение…
Но он не мог от него отмахнуться.
Оно грызло его на всем пути в город, который они проделали в катафалке. Джеймс велел Сэмюэлю Мерфи заехать за ним в восемь утра, и тот прибыл точно в срок в своем мрачном экипаже. Эмма, принявшая его предложение подвезти ее до школы, всю дорогу просидела молча, тихая и задумчивая. Джеймс не знал, связано ли это с его вчерашними откровениями или ей просто в тягость его общество. Но когда Мерфи остановился у маяка, к которому она уже во второй раз за последние два дня подкатила в экипаже (факт, не оставшийся не замеченным ее учениками, которые с живейшим интересом глазели на них, подталкивая друг друга локтями), и Джеймс помог ей спуститься на землю, Эмма спросила, не глядя на него: