Почему дети лгут?
Шрифт:
В редакционной статье в «Нью-Йорк Таймс» о моральной стороне данного дела было написано: «Сопоставим ли ущерб, нанесенный этой семье, с общественным благом, выразившимся в конфискации горстки наркотических веществ и в общественном резонансе, который имело это дело?.. В демократическом обществе доносительство, особенно когда дело касается членов семьи, представляется неразрешимым моральным парадоксом» [8] . С другой стороны, районный прокурор, выступавший с обвинением против родителей Дины, заявил: «Я восхищаюсь этой девочкой» [9] . Некоторые должностные лица Калифорнии также заявили о своей поддержке Дины и о том, что считают
8
Marx G. T. When a Child Informs on Parents New York Times. 1986. 29 August. P. 27.
9
San Francisco Chronicle. 1986. 12 September. P. 1a.
Из бесед с родителями я выяснил: большинство из них не обсуждали с детьми, хорошо это или плохо — докладывать о прегрешениях старших. Должен ли ребенок донести одному из родителей, что другой выкурил «скверную» сигаретку, с кем-то пофлиртовал или заработал штраф за превышение скорости?
Уча своих детей не быть сплетниками, родители в то же время ожидают, что те станут докладывать о поведении своих братьев и сестер.
Пытаясь разобраться, что я как отец думаю по этому поводу, я сформулировал следующий принцип: доносить плохо в том случае, если инициатива принадлежит ребенку, если проступок, о котором доносят, незначителен, а мотивом доноса выступает злоба. Когда беда серьезна, — например, если б моя дочь Ева узнала, что Том попробовал марихуану, — я не считаю, что она поступила бы дурно, информировав меня по своей инициативе. Но она сама могла считать, что поступает некрасиво. Восьмилетняя Ева от брата и от одноклассников уже успела узнать, что «ябедничать — нехорошо». Но ее можно и переубедить. Если б я подозревал, что она располагает подобной информацией, мне пришлось бы выбирать: настаивать ли, чтобы она предала брата, либо томиться в неведении, не встал ли Том на опасный путь. К счастью, с такой проблемой мне не довелось столкнуться. Однако мне пришлось оказаться в ситуации, в которой, как я полагаю, один из моих детей солгал, чтобы покрыть менее серьезное происшествие.
Однажды мы с Мэри Энн отправились в гости, оставив Еву на попечение брата. Был будний день, и мы велели Тому уложить Еву спать в девять часов. На следующее утро Ева едва встала, явно не выспавшись. Заподозрив, что она вчера засиделась у телевизора, я спросил, не бодрствовала ли она после девяти. Она это отрицала. Тогда я спросил у Тома и получил ответ: «Я не знаю». Я ни в чем не уверен, но давайте допустим, что Том знал: Ева легла в десять, но солгал. Я никого не стал наказывать или устраивать разбирательство, потому что хочу, чтобы Том чувствовал себя заодно с сестрой. Я хочу, чтобы он защищал ее, а не был бы доносчиком. Если б я даже и узнал правду, она не была бы столь значительна, чтобы подрывать чувство солидарности брата и сестры.
Но даже когда речь идет о жизни и смерти, родители и дети могут расходиться во мнении: следует или нет докладывать об этом. Вот какой инцидент произошел на почве расовой нетерпимости в Говард-Бич — одном из районов Нью-Йорка в 1987 г. Двадцатитрехлетний чернокожий юноша подвергся нападению группы подростков, вооруженных бейсбольными битами. Пытаясь спастись, он выскочил на шоссе, был сбит проносившейся мимо машиной, в результате чего он скончался. Юноша по имени Бобби Райли, бывший среди нападавших, предоставил полиции информацию, которая позволила арестовать нападавших и выдвинуть против них неопровержимое обвинение. Вот как «Нью-Йорк Таймс» описывает реакцию взрослых на поступок Райли.
…Соседи Райли утверждали, что помочь властям было его моральным долгом. Один из соседей сказал: «Он — правоверный католик и не мог поступить иначе». По мнению другой соседки, родители юноши могут быть уверены в том, что их сын поступил правильно. «Если б на безоружного человека набросился с бейсбольной
А теперь послушайте, как реагировали подростки.
Гарри Вагнер, 15 лет: «Он поступил плохо. Нельзя доносить на своих. Теперь ему лучше отсюда уехать».
Джоди Арамо, 16 лет: «У Бобби Райли больше нет друзей, потому что он — стукач».
«Это моя лучшая подруга, — сказала молоденькая девушка на пороге школы, указывая на другую девушку, одетую точно так же. — Я бы никогда не донесла на нее, ни за что. Друг — это друг. Вы что — хотите, чтобы ваш друг сидел в тюрьме?»
Статья в «Таймс» заканчивалась словами: «Большинство подростков в Говард-Бич из этого дела уяснили только, что донос — это грех, независимо о того, насколько ценна правда» [10] .
10
New York Times. 1986. 22 August. P. 8.
В данном случае в противоречие вступают только преданность друзьям и моральные обязательства перед обществом. Бобби Райли не был сторонним наблюдателем — он ведь также участвовал в преступлении. И вероятно, Райли стремился искупить вину или выполнить моральный долг. Он мог также рассчитывать на снисхождение суда в благодарность за предоставленную полиции информацию. К тому моменту, когда статья была опубликована, один лишь Райли из всей компании не находился под стражей в ожидании суда.
И хотя он мог руководствоваться сложными мотивами, ясно, одно — родители и дети расходятся в своей оценке тех, кто дает информацию против других.
Ложь с целью защиты товарищей
В интервью мы пытались выяснить, как относятся дети к тому, чтобы донести на соученика в тех случаях, когда они, в отличие от Райли, не выступали соучастникам преступления. Сказав правду, они для себя не добились бы ничего. Мы задавали им такой вопрос: «Если учитель спрашивает тебя, не твой ли друг сломал школьный магнитофон, а ты знаешь, что это сделал именно он, доложишь ли ты об этом учителю?»
Менее трети ребят ответили, что они сообщили бы учителю правду. Решение давалось им нелегко.
Вот типичные ответы:
«Это зависит от того, нарочно ли он это сделал».
«Друг дороже сломанного магнитофона».
«А магнитофон очень дорогой?»
«А что, в этом еще кого-то невиновного обвиняют?»
«А сам он провинившийся на меня ябедничал?»
Ребята взвешивали моральные соображения, пытаясь принять правильное решение. Они по-своему старались оценить мотивы провинившегося, масштаб нанесенного ущерба, возможные обвинения в адрес невиновных.
Как дети разрешают противоречие между обязательствами перед старшими и лояльностью к товарищам, было показано в одном исследовании, проведенном в обычной средней школе. Учителя вызвали из класса, чтобы он ответил на важный телефонный звонок. Один из учащихся поднялся со своего места, подошел к учительскому столу и сгреб с него горстку лежавших там монет — центов семьдесят пять. Со словами: «А ну посмотрим, что из этого выйдет!» — он сунул мелочь в карман и вернулся на свое место.
Все ученики пребывали в неведении относительно того, что инцидент спровоцирован психологами как часть эксперимента по изучению лояльности к сверстникам. Ученик, взявший деньги, выступал «подсадной уткой» — он следовал инструкции экспериментатора. Организовавшие этот опыт доктор Герберт Харари и доктор Джон Макдэвид нашли двух добровольцев, согласившихся «стащить» 75 центов. Один из подставных учеников обладал высоким статусом (именно его имя одноклассники чаще всего называли, когда их просили выбрать пятерых, наиболее достойных представлять класс на общешкольном собрании). Имя другого в этом контексте не упоминалось ни разу, т. е. его статус был низким. В одном классе деньги присвоил ученик с высоким статусом, в другом — с низким.