Почему и я христианин
Шрифт:
… В представлениях о государстве будущего, о спасающемся прогрессом человечестве неизбежно приходится колебаться между двумя возможностями: или будущие люди с более чуткой совестью, с более развитым чувством общечеловеческой солидарности и любви будут терзаться от сознания, что их благополучие куплено такой дорогой ценой, и тогда они в тысячу раз жалче нас и несчастнее, и уж совершенно не годятся для роли увенчивающих мировую историю счастливцев будущего, или, в обратном случае, если они обо всем забудут и все припишут себе самим, то мы имеем просто свинство, отталкивающее безобразие, при одной мысли о котором тошнит и мутит, при мысли, что ради мещанского довольства и благополучия этих господ была заплачена такая цена, пролита была мученическая кровь. Меня всегда поражает, как исповедующие религию прогресса, чающие государства будущего не замечают всей внутренней безъисходности своего положения, всей призрачности своего идеала. Нет, идея прогресса не дает и не может дать исхода из трагических противоречий жизни, человек не может спастись от них в прогрессе.
Но
Вот где нужно отдать себе отчет в реальностях, в действительном значении слов. Мы говорим: "все человечество" — и подразумеваем, человечество на земле. Но на земле никогда не все человечество, а совершенно ничтожная часть человечества. ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО _ НЕ НА ЗЕМЛЕ, все человечество — это мертвецы, "СУЩИЙ ВО ГРОБЕХ", чающие Воскресения. Итак, говоря: "человечество, все человечество", мы должны подразумевать ВЕЧНОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, воскресшее человечество. Надо признать: либо у нас вечная судьба, либо мы в истинном смысле не существуем. Говорят: "вечная слава", "вечная память"; без БОГА, без Воскресения слова эти — жалкая ложь… Только Церковь Христова может возглашать истинную ВЕЧНУЮ ПАМЯТЬ — таинственную ВЕЧНУЮ ЖИЗНЬ со Христом в БОГЕ.
Продолжаю историю догматов. Знаменательно, что собор 381 года постановил запретить всякое дальнейшее расширение текста Символа веры. Но практическая необходимость заставила это делать — только уже как бы за балансом, в отдельных постановлениях.
Следующим по времени был догмат, принятый на соборе 431 года против ереси патриарха Нестория. Судя по полемической литературе того времени, Несторий учил, что Христос родился простым Человеком, а предвечный "Логос" соединился с Ним при Крещении во Иордане… Текста догмата (соборного постановления) не сохранилось.
Вскоре явилась противоположная крайность — весьма благочестивая ересь "монофизитов" (от греческого "одна природа"), которые учили, что человечность Христа поглощена Его Божественным "естеством". Осуждая эту ересь, собор 451 года принял догмат " о двух естествах во едином Лице Господа нашего Иисуса Христа", "единосущна Отцу по Божеству, и единосущна Тогожде нам по человечеству, "во двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого".
Не сохранилось текста постановлени собора 553 года, о котором известно, что он осудил учение Оригена о всеобщем "апокатастасисе" (восстановлении) в конце времен, когда сам Дьявол покается и прекратятся адские муки. Впрочем, есть некоторые основания полагать, что осуждена не идея "апокатастасиса", а только сама эта попытка Оригена заключить Истину христианства в рассудочную гностическую систему.
В следующем VII веке пришлось иметь дело с рецидивом "монофизитства" — с благочестивой ересью "монофелитства" (от греческого "одна воля"), которая утверждала, что во Христе действовала одна Божественная воля, и что таким образом свобода Его человечности была подавлена. Собор 680 года принял против этой ереси догмат "о двух волях и действиях в Господе нашем Иисусе Христе": две воли, но воля человеческая свободно подчиняется воле Божественной…Этот последний в истории догмат о Христе особенно наглядно повторяет принципы двух предыдущих: рассудочную ересь приходится отвергать в рассудочных терминах самой ереси. Встает вопрос: являются ли это "две воли" прибавлением наших познаний, действительным проникновением в тайну Личности Христа? Или нам следует видеть в этом догмате (постановлении) лишь вынужденную условную формулировку, назначение которой исчерпывается отрицанием ереси? Так же, как и по двум предыдущим догматам о Христе — думается, что возможны различные, свободные ответы на этот вопрос. Я ответил бы: всецело присоединяюсь к церковному отрицанию арианства, несторианства, монофизитства, монофелитства; почитаю подвиг отцов Церкви, которые нашли опровержение столь рациональных, но ложных учений; что же касается положительного содержания догматических текстов о Личности Христа, то я понимаю только одно — что рационально понять их невозможно. Понятные ереси; потуги же представить себе Человека о "двух естествах" с "двумя волями", — по горькому опыту знаю. что потуги эти могут привести только к унынию ума, а затем и к унынию духа… Должен признаться, что само это слово "Бого–человек" (которого нет в догмах, но которым столь часто пользуются) представляется мне неподходящим именно по своей рационалистической форме, вызывающей понятие о некоей "гибридности" двух "естеств". Нет — не наполовину того и другого, а абсолютно Божественный абсолютный Человек.
Последний наш догмат — постановление собора 787 года против иконоборчества. В сущности, это не догмат, ибо не касается учения веры, но можно было видеть в отрицании икон идейное отрицание совершенной человечности Христа. Нет, можно и должно изображать Христа, потому что он — Человек… Но очень жаль, что собор не вынес кстати запрещения изображать БОГА: тогда не было еще нашего безумного обычая рисовать Дедушку на облаках. Вспоминаю живопись (если не ошибаюсь, Маркова) в куполе Московского храма Христа Спасителя: моложавый старикан с красными губами, с раздвоенной бородкой и кучерскими кудрями, в ночной рубахе… Образец пошел по России, я видел его потом много раз в провинциях. Какое кощунство!
ВОТ И ВСЕ НАШИ ДОГМАТЫ — и никаких других догматов не было в древней "не–разделенной" Церкви и нет в нашем Восточном Христианстве. Творения святых отцов и церковной поэзии, традиции культа, заявления иерархов, катехизисы, — все это уже не догматы, а лишь частные мнения, как бы ни были они для своего и нашего времени авторитетны. Незнание этого бывает причиною крупных недоразумений. Иногда говорят, что критическое изучение библейских текстов противоречит будто бы "догмату о богодухновенности Писания; но нет" у нас такого догмата. Иногда говорят: "догмат о вечных мучениях", "догмат о "пресуществовании"… Нет у нас таких догматов. Должен признаться, что мне не очень-то по душе устаревший титул "православного"христианина, в котором звучит столь недостойное превозношение перед христианами "инославными"; но право же, все они, и католики, и протестанты, и англикане, напостановляли за свою историю много лишних догматов — и сами на себя надели ярмо, от которого им трудно будет освободиться. В догматической немногословности нашего "Православия" — его великие преимущество. В новейшей истории Русской церкви А. Э. Левитан цитирует напечатанные где-то воспоминани о покойном Патриархе Тихоне. Кто-то высказал суждение о "неправославии" профессора М. М. Тареева. Патриарх возразил:
— Что ты, что ты, какой же он, "неправославный".
Православие тем и хорошо, что многое может вместить в свое глубокое русло.
Одно время в церковной литературе ставился вопрос о возможности "догматического развития" христианства — в смысле появления новых догматов. Зачем?! Впрочем, это и практически невозможно, потому что невозможен уже никакой новый "вселенский" собор. Если же говорить о развитии христианской мысли, то здесь можно усмотреть уже ясно определившуюся направленность. Все чаще нам приходится отвечать: НЕ ЗНАЕМ, — все больше мы сознаем нашу ограниченность пред лицом сверхразумной Истины. "Верую, потому что нелепо, — это" изречение под именем Тертуллиана (хотя никогда в такой именно общей форме он этого не говорил) любят повторять в насмешку антирелигиозные агитаторы. Это псевдо–изречение нелепо, потому что сама по себе "нелепость" никак не может быть ОСНОВАНИЕМ веры. Правда же заключается в известном высказывании покойного патриарха Сергия, что (не помню дословно, передаю смысл) всякое чисто рациональное, "понятное" объяснение христианских догматов непременно ложно. Кстати, с этим "перекликается" и известная шутка Нильса Бора об одной теории новейшей физики: достаточно ли она "безумна", чтобы оказаться еще и верной?.. Сегодня мы можем сказать: ХРИСТИАНСТВО ПРОБЛЕМАТИЧЕНО, ПОТОМУ ЧТО ОНО ВЕРНО. Признание сверхразумности христианства не есть отрицание разума, — напротив! "Братия, не будьте дети умом; на злое будьте младенцы, по уму же будьте совершеннолетни" (к Коринфянам 1, гл.14). Наш современный учительный кризис — не упадок, не грех; это совершеннолетие ума, кризис развития, в котором христианин Двадцатого века понимает ограниченность нашего разумения, освобождается от наивностей схоластики, вникает в научную критику Писания, различает историческое и условное от вечного и абсолютного. В наших испытаниях не умрет, а лучше прояснится подлинная, священная ПРАВДА религиозного опыта. На этих путях СМИРЕНИЯ И СВОБОДЫ, которыми ответила на рационалистические заблуждения своего времени древняя Церковь. Но догматы о Церкви и о Крещении давно уже превратились в проблемы.
ПОЧЕМУ И Я — ХРИСТИАНИН
…К свободе
призваны вы, братья,
только бы свобода ваша
не стала поводом
к угождению плоти,
но любовию служите друг другу.
Есть очень высокое значение слова ХРИСТИАНИН: это человек, осуществляющий в своей жизни практическое христианство. Таких истинных христиан всегда было очень немного. В другом, сниженном значении слова быть христианином — это значит номинально "принадлежать" к одному из христианских вероисповеданий. В этом втором смысле, при всем личном моем недостоинстве, и я — ХРИСТИАНИН… Почему? Каковы основания этого моего пусть неполного, только "теоретического" христианства? Постараюсь ответить как бы заново, по возможности, не повторяясь, кое-что восполняя, пользуясь уже условленными терминами и выводами из уже рассмотренных фактов.