Почему исповедуются короли
Шрифт:
– Любовника Алекси Соваж?
– Да.
Конечно же, тогда случилось еще много чего, очень много. Но Себастьян не был уверен, что способен об этом говорить. До сих пор.
Геро достало чуткости не давить на него. Она сказала:
– Так ты думаешь, что Алекси Соваж намеренно ранит Гибсона, лишь бы тебе отомстить?
– Не знаю. Но мое недоверие к ее мотивам зиждется не только на той португальской истории. Она красивая молодая француженка, получившая образование в одном из лучших университетов Европы. А Гибсон – одноногий ирландец, пристрастившийся к опиуму,
– Он – хороший человек.
– Не спорю. Но вряд ли Александри Соваж относится к женщинам, способным это оценить. Она постоянно нам лгала: о том, как ее отец похитил сердце дофина, о намерениях своего брата касательно леди Питер, даже о том, что Дамион Пельтан приходится ей братом.
– Умалчивать о чем-то и лгать – это не одно и то же.
– А по-моему, одно, по крайней мере, когда речь идет об убийстве.
– Мне понятна ее стойкая враждебность против тебя. Но если она действительно любила своего брата… почему так скрытничает?
– Трудно сказать. – Себастьян посмотрел на часы, отставил вино и встал на ноги.
Геро тоже поднялась, уронив с колен кота, который выгнул спину и недовольно уставился на Себастьяна.
– До сих пор не могу поверить, что ты собираешься расспрашивать Марию-Терезу о сердце ее брата посреди суаре твоей тетушки Генриетты.
– Не Марию-Терезу, а леди Жизель. Из авторитетных источников мне известно, что Мария-Тереза больше никогда не снизойдет до разговора со мной, поскольку я совершил непростительный грех, осмелившись прекословить ее царственной особе. Вот чем чревата истая вера в божественное право королей – начинаешь равнять себя с Богом и в результате воспринимаешь своих недругов не просто надоедливыми или неприятными, а буквально слугами Сатаны.
– И каких откровений ты ждешь от леди Жизель?
– На самом деле, никаких. Но я хочу видеть ее лицо, когда спрошу, знает ли Мария-Тереза, что сталось с сердцем дофина.
– Ты, конечно, не думаешь, что это Мария-Тереза убила Дамиона Пельтана?
– Думаю ли я, что она своими руками вырезала его сердце? Нет. Тем вечером принцесса с леди Жизель уединялись для совместной молитвы. Помнишь? Но я бы сказал, что Мария-Тереза более чем способна дать такое поручение одному из сотен лизоблюдов, вьющихся возле Хартвелл-Хауса.
– Но… зачем? Зачем ей сердце человека, единственный грех которого в том, что его отец выполнил вскрытие тела умершего ребенка?
– Отмщение? Злопамятство? Воздаяние око за око? Не знаю. Но какая-то связь тут есть. Просто я ее пока не нашел.
* * * * * * * *
В эту пору лондонское общество было довольно малочисленным, но казалось, практически все живущие в городе, кто хоть что-то из себя представлял, сочли необходимым посетить суаре вдовствующей герцогини Клейборн. Протискиваясь через переполненные гостями комнаты, Себастьян насчитал двух королевских герцогов, с десяток послов и столько пэров, что почти хватило бы заполнить палату лордов. Мелодия одного из струнных квартетов Гайдна плавала по закоулистому особняку. Музыканты играли восхитительно, хотя никто их особо не слушал.
– Боже мой, Девлин, – воскликнула тетушка вместо приветствия. – Что ты здесь делаешь?
Она смотрелась поистине царственно в лиловом атласе и роскошных фамильных бриллиантах Клейборнов. Седую голову венчал высокий бархатный тюрбан, сколотый брошью с громадным бриллиантом в обрамлении жемчужин.
Себастьян наклонился, чтобы поцеловать нарумяненную и припудренную щеку.
– Вы лично меня приглашали, помните?
– А ты отверг мое приглашение. Дважды. Ты являешься на подобные сборища, только преследуя какую-то цель. – Она проницательно прищурилась. – Так что ты ищешь на этот раз?
Взяв бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта, Себастьян улыбнулся.
– Кого. В этот раз я ищу не «что», а «кого». Герцогиню Ангулемскую и ее преданную компаньонку, леди Жизель Эдмондсон. Надеюсь, они здесь? Ваш вечер был назван одной из причин их наезда в Лондон, наравне с театром. Хотя, как мне было сказано, последний теперь не столь привлекателен, поскольку в этом сезоне мисс Кэт Болейн блещет отсутствием.
– Это Мария-Тереза тебе сказала?
– Да, она.
– Несносная женщина. Проклятье, если ей когда-нибудь действительно удастся стать королевой Франции, там случится еще одна революция.
– Так она уже здесь, да?
– Здесь. С минуту назад я видела, как она пошла перекусить. Никто из Бурбонов не упустит случая бесплатно наесться.
Он нашел Марию-Терезу сидящей на одном из обитых парчой стульев, выстроенных вдоль стены в столовой, где длинные столы ломились от деликатесов, призванных возбудить пресыщенные аппетиты гостей. В глубоком декольте элегантного платья из бирюзового шелка красовалось знаменитое ожерелье Марии-Антуанетты с каплевидными жемчужинами; три белых пера кивали из высоко уложенных локонов; страусиный веер неспешно двигался взад-вперед, хотя было не жарко.
Принцесса застыла, встретившись взглядом с Себастьяном через переполненный зал. А потом многозначительно отвернулась.
Со слабой улыбкой он подошел к леди Жизель, которая неуклюже пыталась заполнить две тарелки – для себя и для своей госпожи.
– О, позвольте вам помочь, – он любезно избавил ее от одной из тарелок.
– Спасибо. – Уголок губ заговорщицки приподнялся. – Я заметила, каким взглядом вас только что наградили. Удивительно, что вы не упали замертво.
– Меня заверяли, что от принцессы снисхождения мне не дождаться. А от вас?
– Признаться, я понимаю, что вы пытаетесь сделать. Ваши цели представляются мне достойными одобрения и даже восхищения, но средства, к которым вы прибегаете, для меня неприемлемы.
Рука Себастьяна зависла над ближайшими блюдами.
– Крабы и спаржа?
– Да, пожалуйста.
Он пополнил тарелку, которую держал.
Леди Жизель потянулась за креветками в желе.
– Вы наверняка искали меня с какой-то целью. С какой же?