Почему исповедуются короли
Шрифт:
Что за безжалостный монстр смог, не колеблясь, обречь на смерть или увечья жильцов целого дома, полного ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей, чтобы убить одну лишь Александри? Кто так поступает? И почему?
Оглянувшись на тело Кармелы, Себастьян увидел молодую женщину в ореоле рыжих волос, которая стояла на коленях рядом с погибшей – рука в копоти сжимает подол, голова опущена, словно в безмолвной молитве. Пустая корзина брошена на тротуар.
Он зашагал к ней, не останавливаясь, и вот носки его гессенских сапог почти коснулись поношенного
– Я думал, что вы мертвы, – сказал он.
Она покачала головой.
– В холодную сырую погоду у Кармелы всегда разыгрывается ревматизм. Вот я и вызвалась сходить за хлебом этим утром.
Присев на корточки, Себастьян посмотрел ей прямо в глаза.
– Если вам известно хоть что-нибудь, что могло бы объяснить, кто это сделал или почему, вы должны немедленно мне рассказать.
Пепельно-бледное лицо, на переносице словно присыпанное корицей, стало непроницаемым, взгляд уперся в закопченную кирпичную стену.
– Что заставляет вас думать, будто здесь замешана я? Это мог быть несчастный случай.
– Никакой это не случай. А небольшой пороховой заряд, намеренно взорванный в комнатах прямо под вашими. Что вы знаете о жильцах этажом ниже?
Александри еще раз покачала головой.
– Последнее время, как я слышала, те комнаты пустовали. Раньше там проживала одна вдова, миссис Гудман. Но старушка умерла около недели назад.
Вдруг затихнув, она устало моргнула и снова склонила голову над телом своей служанки.
Себастьян тихо спросил:
– С вами все в порядке?
Она с трудом сглотнула.
– Да.
Но для него не составляли загадки ее мысли: Александри винила себя в том, что так или иначе в конечном итоге послужила причиной гибели Кармелы.
– Как давно вы покинули здание?
– За несколько минут до взрыва. Я переходила Брюэ-стрит, когда его услышала.
– Скорее всего, вы вышли сразу после того, как убийца запалил фитиль. Не заметили какого-нибудь незнакомца, когда уходили?
– Нет. – Она быстро обвела пронизывающим взглядом людей, толпящихся вокруг. – Вы хотите сказать, что тот, кто это сделал, может еще быть здесь?
Себастьян в свою очередь принялся рассматривать зевак на замусоренной площади.
– Тот, кто поджег фитиль, наверняка постарался отойти от здания, пока порох не взорвался. Но сомневаюсь, чтобы он ушел далеко. После взрыва ему следовало бы вернуться сюда, чтобы увидеть результат и удостовериться, что его труды не пошли насмарку.
– Но его труды действительно пошли насмарку, – прохрипела она прерывисто, – раз я все еще жива.
Глаза Себастьяна снова сосредоточились на ее лице.
– Так почему же кому-то хочется вас убить? Не Дамиона Пельтана, а именно вас?
– Не знаю! Матерь Божья, думаете, я бы вам не сказала, если б знала?
Долгий миг он выдерживал ее яростный взгляд.
– Да.
* * * * * * * *
Жюль Калхоун страдальчески застонал.
– Возможно, у меня получится спасти лосины из оленьей кожи, милорд, – пробормотал он. – Но пальто и жилет испорчены безнадежно. И галстук.
– Сожалею, – сказал Себастьян, натянув чистую рубашку через голову.
– А ваши сапоги! Боюсь, им никогда уже не стать прежними.
– Если кто-то и может их спасти, так только ты.
Из горла камердинера вырвался неизящный нутряной звук.
Себастьян продолжил:
– Когда ты выспрашивал на Тичборн-стрит про Баллока, никто не упоминал, а нет ли у него военного прошлого?
Калхоун оторвался от осмотра сапог.
– Не припомню, нет. Откуда такая мысль?
– У него на щеке шрам, как от сабельного удара. Хотелось бы знать, не служил ли он в армии, а если служил, то в каких войсках.
– Думаете, это Баллок установил пороховой заряд?
– Его трудно заподозрить в наличии необходимых для этого знаний, но нельзя исключать, что нам неизвестно что-то важное из его биографии.
Держа закопченную одежду в вытянутой руке, камердинер направился к двери.
– Попробую что-нибудь разузнать, милорд.
– Калхоун.
Тот остановился и вопросительно обернулся.
– Будь осторожен.
* * * * * * * *
Убежденность, будто Александри Соваж что-то скрывает, только крепла. И поэтому Себастьян пошел повидать одного из немногих известных ему в Лондоне людей, который, хорошо зная докторессу, до сих пор был жив.
Наверняка Клер Бизетт честно рассказала все, что смогла припомнить о визите к ней Алекси с Дамионом Пельтаном той роковой ночью. Но женщина, горюющая по намедни умершему ребенку, вряд ли способна выступить дотошным свидетелем.
Себастьян нашел Кошачий Лаз забитым нищими, матросами и торговцами, продающими все подряд: от маринованных яиц и соленой сельди до старых потрескавшихся ботинок и луженых кастрюль. Воздух был насыщен запахом реки, нечищеных нужников и немытой толпы.
Его стук в дверь в конце прохода на «Двор висельника» оставался без ответа так долго, что подумалось, будто Клер Бизетт куда-то отлучилась. Но затем дверь медленно отворилась вовнутрь и показались скорбные глаза женщины, с прошлой встречи запавшие ему в память.
– Простите, что снова вас беспокою, – сказал Себастьян, снимая шляпу, – но мне хотелось бы задать вам несколько вопросов о той ночи, когда был убит доктор Дамион Пельтан. Вы позволите?
Теперь она казалась моложе, чем когда он впервые ее увидел, – ближе к тридцати, чем к сорока. Темно-русые волосы были собраны в аккуратный пучок. Дикое, невообразимое горе во взгляде сменилось безропотной скорбью, выглядевшей со стороны не менее душераздирающе.