Почему море соленое
Шрифт:
Перед выходом в гавань нас опять построили, и командир батальона капитан 2 ранга Самойленко обошел строп. Когда он остановился около нашего взвода, старшина первой статьи Смирнов попросил:
— Товарищ капитан второго ранга, им бы море показать. А то тут некоторые, — он покосился на меня, — не видели его. Хотя бы с берега.
— Хорошо, — согласился комбат. — Поведете взвод через парк.
— Есть! — весело козырнул старшина.
В матросском парке было безлюдно. Лишь несколько стариков и женщин с колясками сидели на скамейках. Неожиданно нас остановили: дорогу пересекал другой строй. Это шел
— Дисциплинка! — ухмыльнулся Игорь.
И вдруг до нас донеслось:
— Эй, мояк, ты съиском долго пьявал, Я тебя успела позабыть…Пела девочка лет пяти-шести с льняными косичками и хитрыми черными глазенками. Строй загоготал.
— Просвещенный у вас народ, — сказал старшина первой статьи Смирнов воспитательнице, девушке с круглым загорелым лицом, густо усыпанным веснушками.
— Стараемся, — улыбнулась она. Но, пройдя несколько шагов, смахнула с лица улыбку и строго сказала: — Таня! Как тебе не стыдно?
Море распахнулось неожиданно, как только мы поднялись на песчаный холм. Оно уходило далеко за горизонт и там растворялось в синеватой дрожащей дымке. Там, вдали, оно казалось спокойным и ровным, а здесь, у берега, ворочалось и ворчало, скручивало в зеленые косы тугие валы, выкатывало их на песок, и они рассыпались тут белыми сугробами. Один сугроб набегал на другой, подминал его и уносил обратно в море. Берег здесь был отглажен аккуратно и ровно. Море вблизи казалось добрым и честным работягой, привычно и неутомимо делающим свое дело. Но там, у каменной стены, которую старшина назвал молом, море было сердитым и сильным. Оно яростно бросалось на стену, разбивалось, отплевывалось тысячами брызг, откатывалось, чтобы собраться с новыми силами, и с грозным гулом снова кидалось на стенку. Иногда ему удавалось ухватиться волосатыми ручищами за стенку, и тогда оно старалось отодрать ее от земли и бросить дальше от берега. Но стена цепко держалась за землю.
К этой стене приближалось небольшое судно. Оно то зарывалось в воду по самые мачты, то взбиралось на гребень волны, будто старалось взлететь. Но море не давало ему улететь, оно наваливалось на суденышко своей широкой грудью и опять вдавливало в воду. Я со страхом следил за тем, как судно приближалось к стене. Сейчас его разобьет, ясно, что от него не соберешь и щепок. А что же люди? Почему они идут на стену, может, у них руль не в порядке?
Вот нос судна приблизился к стене. Я закрыл глаза. Но не услышал ни треска дерева, ни скрежета металла, ни криков людей. Когда я открыл глаза, судно спокойно разрезало своим носом каменную стену.
— Сейнер вошел в гавань, — сказал старшина первой статьи Смирнов, и я сообразил, что где-то в стене есть проход.
— Вот бы с рыбаками сходить, хотя бы недалеко, — мечтательно сказал Игорь.
— Рыбаки тут промышляют мало, — пояснил старшина. — Больше всего в Атлантике ловят, видно, там уловы побогаче. По нескольку месяцев земли не видят. Вот кто настоящие труженики моря!
Меня поразило, что старшина первой статьи Смирнов, обычно не очень лестно отзывающийся о всякой штатской публике, о рыбаках говорит так уважительно и даже с завистью.
— А глубоко тут, товарищ старшина?
— Нет. Море наше мелкое. Не помню точно, какая самая большая глубина, но, кажется, метров четыреста с хвостиком.
Ничего себе — мелкое! Наш Миасс на ушах вброд перейдешь, и то ухитрялись тонуть. А здесь четыреста метров! Это если поставить друг на друга пятиэтажные дома, штук двадцать наберется. У меня аж мурашки по коже побежали. А тут еще старшина спрашивает:
— Ну как, Соколов, нравится?
— Ничего. Рыбой пахнет. И йодом. Для здоровья весьма полезно.
— Да, жизнь тут курортная, — усмехнулся старшина. — И за свое здоровье можете не волноваться.
11
Первый день занятий значительно обогатил наши представления о «курортной» жизни. До обеда мы учились ходить и поворачиваться в одиночку, после обеда — строем. Девятнадцать лет мы топтали нашу грешную землю и не подозревали, что совсем не умеем ходить. А оказывается, это не самый простой способ передвижения из пункта А в пункт Б. Кто из нас мог бы самостоятельно догадаться, что, прежде чем повернуться кругом, надо пропустить левую ногу, сделать полшага правой, приподняться на носки, перенести тяжесть тела на правую ногу, повернуться и начать движение, сами понимаете, опять же с левой ноги?
— Выше ногу! Носочек, носочек оттяните! — весело покрикивал старшина. Вчера мои ботинки весили не больше пяти килограммов. Сейчас они весят не менее пятидесяти каждый. А попробуй-ка оттянуть носочек, когда яловый ботинок не гнется и на два размера больше, чем тебе нужно.
— Р-р-равнение направо! Улыбочку, улыбочку дайте! Не надо есть глазами начальство, оно — не вполне съедобный продукт.
Попробуй изобрази улыбочку, если с тебя градом льет пот, а ноги налиты свинцом. Мы, конечно, стараемся, хищно скалим зубы и все-таки жрем старшину глазами. А он все еще недоволен.
— Пахомов, вы что, забыли, где правая, где левая сторона? Может, вам сено-солому подвязать?..
— Маслов, не отставайте…
— Соколов, подтяните корму, выгните грудь, вам же девятнадцать лет, а не восемьдесят!
Наконец долгожданная:
— Р-р-разойдись!
Одуревшие от усталости, мы бессильно валимся на землю. Даже курить не хочется. Молчим, блаженно вытянув ноги.
Отупение проходит быстрее, чем усталость. Кто-то отваживается на вопрос:
— Зачем все это нужно? Мы ж не пехота.
Старшина терпеливо поясняет:
— С этого начинается дисциплина. Приобретается привычка действовать по команде, быстро исполнять ее, вырабатывается автоматизм.
— Но ведь мы же люди!
— Вот именно. А человек — существо не вполне совершенное…
Мы никак не можем понять, зачем нам нужно отрабатывать действия до автоматизма. Но спорить со старшиной не хочется, да и не положено.
От стенки отходит корабль. До нас доносятся обрывки команд, крики вспугнутых чаек. На палубе, вдоль борта, лицом к берегу выстроился экипаж. Счастливчики! Они уходят в море, у них настоящая жизнь. Интересно, они тоже занимались шагистикой? Большинство матросов приходят на корабли из учебных отрядов уже специалистами. А мы пройдем курс молодого бойца и пойдем на корабли в лучшем случае учениками.