Почему не Эванс?
Шрифт:
– Молодчина, Фрэнки, – тихо сказал Бобби. – Берись за дело.
Фрэнки встала, собираясь уйти, но помедлила несколько секунд.
– Ну не странно ли, – сказала она. – Мы словно попали в книгу, в самую кульминацию какого-то романа. Удивительное это ощущение.
– Я понимаю, о чем ты, – ответил Бобби. – Тут есть что-то сверхъестественное. Я бы скорее назвал это пьесой, а не книгой. Как будто мы вышли на сцену посреди второго акта, и у нас на самом деле нет никаких ролей в пьесе, но мы вынуждены подыгрывать. Ужасно
Фрэнки закивала головой.
– Я даже не совсем уверена, что это второй акт. По-моему, больше похоже на третий. Бобби, я уверена, нам нужно вернуться далеко назад. И побыстрее, поскольку мне представляется, что пьеса ужасно близка к последнему занавесу.
– И везде разбросаны трупы, – сказал Бобби. – А очутились мы на сцене благодаря бессмысленной реплике из трех слов, чистейшей галиматье, насколько мы можем судить.
– «Почему не Эванс?» Не странно ли, Бобби, что мы ничуть не приблизились к загадочному Эвансу, хотя так много узнали и в игру вступили новые лица?
– У меня есть одна мысль насчет Эванса. Я чувствую, что в действительности он не играет никакой роли, что, хотя он послужил, так сказать, отправной точкой, сам по себе он совершенно несуществен. Как в том рассказе Уэллса, где принц построил чудесный дворец или храм над гробницей своей возлюбленной. А когда его закончили, оказалось, что один фрагмент все портит, нарушая гармонию. И принц велел убрать его, а это и была сама гробница.
– Иногда мне не верится, что существует какой-то там Эванс, – сказала Фрэнки и, кивнув Бобби, зашагала обратно к дому.
Глава 21
РОДЖЕР ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОС
Фрэнки повезло: рядом с домом она повстречала Роджера.
– Привет, – сказал он. – Рано же вы вернулись из Лондона.
– У меня было не столичное настроение, – ответила Фрэнки.
– Вы уже были в доме? – спросил он. Его лицо посерьезнело. – Николсон, как я узнал, рассказал Сильвии правду о бедном старине Генри. Несчастная девочка, она так тяжело это восприняла. Похоже, она совершенно ничего не подозревала.
– Я знаю, – сказала Фрэнки. – Они оба сидели в библиотеке, когда я вошла. Она была… очень расстроена.
– Послушайте, Фрэнки, – сказал Роджер, – Генри надо вылечить во что бы то ни стало. Не думаю, чтобы он стал рабом привычки: не так уж долго он принимает наркотики. И у него есть ради чего лечиться: Сильвия, Томми, домашний очаг. Его надо как-то заставить осознать положение. Николсон – как раз тот человек, который способен на это. На днях мы с ним говорили. Он добился поразительных успехов, даже с людьми, которые много лет были рабами этого мерзкого зелья. Если бы только Генри согласился лечь в Грейндж…
– Вот что, – сказала Фрэнки, обрывая его, – я хочу вас кое о чем спросить. Всего один вопрос. Я надеюсь, вы не сочтете меня
– Что же это за вопрос? – сразу заинтересовался Роджер.
– Не согласились бы вы сказать мне, доставали ли вы фотографию из кармана того человека, который сорвался с утеса в Марчболте?
Она внимательно следила за его лицом, подмечая малейшие изменения. И не зря: Фрэнки осталась вполне довольна увиденным. Легкая досада, едва заметное замешательство, но никаких признаков испуга или нечистой совести.
– Нет, как вы об этом догадались? – проговорил он. – Или вам сказала Мойра? Да нет, она же не знает.
– Значит, вы это сделали?
– Вероятно, придется это признать.
– А зачем?
Роджер, похоже, снова растерялся.
– Ну… поставьте себя на мое место. Я стою на страже над телом незнакомого человека. Что-то торчит у него из кармана. Я разглядываю. По какому-то удивительному совпадению это оказывается фотография женщины, которая мне знакома. Замужней женщины, причем такой, которая, как я догадываюсь, не очень счастлива в браке. А что впереди? Дознание. Разглашение. Вероятно, фамилия бедной девушки во всех газетах. Я действовал в каком-то порыве: схватил фотографию – и в клочья! Наверное, я поступил неправильно, но Мойра Николсон – такая славная девушка, и мне хотелось уберечь ее от скандала.
Фрэнки глубоко вздохнула.
– Значит, вон оно как, – сказала она. – Если б вы только знали…
– Знал что? – озадаченно спросил Роджер.
– Не уверена, могу ли сказать вам сейчас, – проговорила Фрэнки. – Пожалуй, лучше потом. Все очень усложнилось. Я понимаю, почему вы взяли фотографию, но что мешало вам сказать, что вы узнали этого человека? Разве не надо было сообщить полиции, кто он?
– Узнал его?! – Роджер казался сбитым с толку. – Как это я мог узнать его? Я его не узнал.
– Но вы же встречались с ним здесь всего неделей раньше.
– Моя дорогая девочка, вы сошли с ума?
– Алан Карстэрс! Вы же встречали Алана Карстэрса?
– Ах да! Человек, который приезжал с Ривингтонами. Но ведь погибший был не Алан Карстэрс.
– Не Алан Карстэрс?!
Они уставились друг на друга, потом Фрэнки вновь подозрительно сказала:
– Вы не могли не узнать его!
– Я не видел лица, – ответил Роджер.
– Что?
– Оно было накрыто носовым платком.
Фрэнки уставилась на него. Она вдруг вспомнила, что, рассказывая ей о трагедии, Бобби упомянул, как накрыл лицо покойника носовым платком.
– И вам даже не пришло в голову посмотреть? – спросила Фрэнки.
– Нет. А зачем?
«Разумеется, – подумала Фрэнки, – если бы я нашла фотографию знакомого человека в кармане покойника, я бы непременно посмотрела на лицо этого человека. До чего же умилительно нелюбопытно мужское племя».
– Бедняжка, – сказала она. – Мне так ее жаль.