Почему православные такие упертые?
Шрифт:
Как ни странно, эта полемика велась апостолами во имя именно Непостижимого Бога. Языческие представления о Боге были слишком заниженными - и потому их нужно было сломать ради того, чтобы освободить человеческую душу для более высокого представления о Божестве. Люди строят слишком низкие потолки над своими головами - и их приходится сносить. Как сказал немецкий поэт Эйхендорф: "Ты тот, Кто кротко рушит над нами То, что мы строим, Чтобы мы увидели небо - Поэтому я не жалуюсь" [23] [23].
23
[23] Цит. по: Рацингер Й. Введение в христианство. Брюсель, 1988, с. 233.
Не
– Почему после революции православный народ так быстро отказался от своих святынь, так легко отвернулся от Бога?
— Дело в том, что есть люди, по-разному одаренные. Именно религиозно одаренные. Есть люди, по-разному отзывчивые к евангельскому слову…
24
[24] См. об этом мою книгу "Вызов экуменизма" (М., 2003).
– Да, Фазиль Искандер говорил, что вера – это как музыкальный слух: кому-то дано, кому-то нет. Дело не в уме, не в личных качествах человека – просто кто-то может различать оттенки нот, а кто-то нет. Это верно?
– Это очень близко к истине. Единственное уточнение – совсем неспособных не существует. Конечно, есть градация этих талантов, а есть еще и то, как человек с этим талантом обращается. Смог ли он сохранить и взрастить крупицу, которую получил изначально – или же растранжирил огромные сокровища.
Извечная трагедия и проблема церковной жизни состоит в том, что формы и цели религиозной жизни формируются людьми богатырского духовного роста — святыми. Их душа жаждет большего подвига, большей молитвы, большей душевной чистоты. А затем, видя их, другие люди начинают им подражать. Тем более, когда государство является христианским, за образец жизни берутся жития святых. А потом оказывается, что эта одежда не в пору очень многим людям. Людям, которые не имеют такой религиозной одаренности, а порой даже и просто религиозно бездарны. Знаете, как однажды Бунин сказал о Льве Толстом: «Просто у Толстого нет органа, которым верят». Такие люди не имеют личного религиозного призвания, но в христианском государстве они вынуждены имитировать духовность. А потому в них потихонечку начинает расти чувство отторжения: «Зачем?! Я не понимаю, к чему это. Давайте обойдемся без этого!». И со временем может возникнуть протест, взрыв.
Впрочем, и «стремительного отворота» тоже не было. Всесоюзная перепись населения 1938 года была последней переписью, на которой задавался вопрос об отношении к религии. И оказалось, что примерно половина городского населения и две трети сельского населения не постеснялись заявить о своей религиозности. А ведь в анкете, где ты называешь свою фамилию, имя, отчество, сказать о своей вере, да еще в такие времена – это очень серьезный жест.
Быстро сломалась не вера; сломались способы трансляции веры. Люди, воспитанные в старой школе, остались в вере. Но они не умели передавать эту свою веру своим детям, не умели противостоять пропаганде. И в этом – изъян предыдущей русской жизни. Люди воспринимали веру или как нечто само собой разумеющееся, или как то, за сохранение чего отвечает государство. Или батюшка. И соответственно, люди не были готовы к самоорганизации. И буквально к физической защите своих святынь, и к тому, чтобы знать свою веру настолько хорошо, чтобы передать ее своим детям вопреки давлению официальных органов.
– К слову о физической защите святынь – какова ваша позиция в вопросе о разгромленной выставке?
– Я еще года четыре назад в «Огоньке» на эту тему сказал: меня печалит отсутствие православного терроризма. Терроризм – это плохо, это зло. Но терроризм – это выплеск черной энергии. Пусть черной – но все-таки энергии. А если тебя бьют в самые болевые места, но ты никак не реагируешь – то одно из двух: или ты свят – или ты мертв. Поскольку у меня нет оснований считать свой народ в его нынешнем состоянии святым, то отсутствие реакции на бесконечный поток оскорблений и провокаций – это, скорее, очень печальный признак угасания жизни вообще. С точки зрения человека, желающего, чтобы история России продолжалась – я скорее радуюсь, что еще есть не-женщины в русских селеньях. Есть мужики, которые могут пойти и в конкретной точке конкретными действиями осадить хулиганов.
А еще я радуюсь тому, что мне не встретился известинский автор Сергей Лесков. Мне было бы тяжело удержаться от более чем резких слов или даже от оплеухи. В рождественском номере «Известий» за 2003 год этот хам ничтоже сумняся повторил гнуснейший талмудический антихристианский выпад, выдав его за мнение «современных ученых» - «Исходя из нравов той эпохи, можно предположить, что Иисус был зачат в результате сексуального насилия со стороны римского центуриона» [25] [25]. Тут уж не только Дон Кихот, но и Санчо Панса преподал бы ему несколько уроков того - как нельзя говорить о женщине, а тем более о Святой Деве [26] [26].
25
[25] Лесков С. Рождество к рождению Христа отношения не имеет // Известия 4 янв. 2003.
26
[26] А в мае 2004 года сей журналист опозорил «Известия» статьей «Прошлись паникадилом по университету» (Известия 29.5.04). К сведению г-на Лескова, ведущего в «Известиях» (с равной степенью профанации) научную и религиозную тематику, то, с чем «проходят» по храму или по освящаемому помещению, называется «кадило». «Паникадило» – это люстра в храме.
– Что бы Вы сказали о фактах уничтожения в Афганистане памятников истории и культуры, в частности - расстрел из пушек статуй Будды?
– Мы с возмущением реагируем на такие вещи. В Афганистане давно нет ни одного буддиста. И каменные идолы не более чем памятник древней истории. Наше возмущение – это не просто негодование культурного сообщества. Оно идет из нашей памяти. Мы не забыли, что творили мусульманские фанатики на Балканах. Они рубили иконы и фрески шашками, выцарапывали глаза на святых образах, называя их идолами. Видя боль других людей, мы вспоминаем о нашей.
– Если народ не свят – можно ли считать, что он мертв?
– При условии, если он позволяет плевать на свои национальные, религиозные, культурные, исторические святыни. Есть известная формула священной войны, сказанная еще Цицероном: «За алтари и очаги». Если очаги тушатся и разоряются, а святыни оскверняются, и при этом реакции никакой нет – значит, люди готовы быть рабами.
– В данном случае – рабами чего? Или кого?
– Рабами захватчиков. Кто же еще разрушает очаги и алтари?
– Кто сейчас может считаться захватчиками?
– Сейчас противостояние идет не по паспортам. Сейчас это противостояние мировоззрений – нигилистического поколения пепси-колы и людей, которые не хотят считать себя этим поколением. Есть чело-веки (у них чело, обращенное к Вечности), а есть ходячие куски телятины.
– Вы хотите сказать, что все неправославные - католики, протестанты, язычники - ходячие куски?..