Почему все дуры такие женщины
Шрифт:
Ее крылатые фразы
ПРО ЛЮБОВЬ. Раневская выступала на одном из литературно-театральных вечеров. Во время обсуждения девушка лет шестнадцати спросила:
– Фаина Георгиевна, что такое любовь?
Раневская подумала и сказала:
– Забыла, – а через секунду добавила: – Но помню, что это что-то очень приятное.
Он сыграла так, чтобы вызывала не только сочувствие, но и восхищение. По сюжету радистка и коммунистка Оксана – роль героическая.
Истории из ее жизни
Когда Раневская служила в ЦТКА, ее пригласили в Малый театр, где режиссер готов был даже ставить пьесы под нее. Невероятная удача! Играть на сцене, которая помнила Ермолову!
Но уходить из ЦТКА пришлось со скандалом. Не хотели отпускать. А 22 декабря 1938 года в газете «Советское искусство» была напечатана статья начальника Центрального театра Красной Армии (иначе говоря – непосредственного начальника Раневской), некоего батальонного комиссара (это звание соответствовало званию майора) М.И. Угрюмова под характерным для той поры названием «Решительно бороться с летунами и дезорганизаторами театрального производства»: «…Есть у нас и такие артисты, как Герага и Раневская. Где бы они ни выступали, они говорят о своей любви и преданности театру. Однако стоит им получить приглашение из других театров, как они тут же забывают о своей любви и преданности к ЦТКА».
Она хлопнула на прощание дверью и покинула театральное общежитие. Пришла в Малый театр. И тут неожиданный облом. Ее коллеги, ведущие актеры Малого театра, то ли опасаясь конкуренции, то ли по каким-то другим причинам стали возражать против прихода Раневской в труппу.
Вышло так, что Фаина Георгиевна, к тому времени уже получившая звание заслуженной артистки, осталась без работы и без жилья. Больше года актриса нигде не работала. А потом, справившись с депрессией, полностью отдалась съемкам в кино, принесшим ей подлинно всенародную славу.
Тип женщины: Простушка
Доверчивая, эмоциональная и непосредственная барышня. Сгорая от нетерпения и чисто женского любопытства, задает слишком много вопросов, по большей части нелепых. Она прямолинейна и иногда ставит собеседника в неловкое положение, правда, не замечая этого. Дамы этого типа ориентируются только на свои внутренние ощущения, поэтому критику в свой адрес пропускают мимо ушей. Они беспечны и не умеют учиться на своих ошибках, посему повторяют их снова и снова.
Распознается такая барышня через несколько минут разговора, после которого в мыслях собеседника вспыхивает как озарение: «Простота хуже воровства!»
Внешне – чистый ангел с по-детски невинным взглядом.
Про ее мозги говорят, что они похожи на швейцарский сыр: в сплошную дырочку.
При разговоре активно жестикулирует, обязательно прикоснется в процессе разговора до одежды собеседника.
Она не говорит – она мило щебечет. Одевается в зависимости от настроения: то безукоризненно, то как попало. Ее язык – враг ее.
«Пышка».
Истории из ее жизни
Несчастной я стала в шесть лет. Гувернантка повела меня в приезжий «зверинец». В маленькой комнате сидела худая лисица с человечьими глазами. Рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина. Вошли пьяные, шумные оборванцы и стали тыкать в дельфиний
В кино Раневскую привел молодой и тогда еще неизвестный режиссер Михаил Ромм.
О нем спустя много лет Раневская напишет: «Ромм… до чего же он талантлив, он всех талантливей!» Но в 1934 году его «Обыкновенный фашизм», его идеологически выдержанные фильмы «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», так же как и его пять Сталинских премий, были еще впереди.
Как вспоминал позднее сам Ромм: «В апреле 1933 года меня вызвал директор и сказал, что если я возьмусь написать за две недели сценарий немой картины, в которой было бы не свыше десяти дешёвых актёров, не больше пяти простых декораций, ни одной массовки и со сметой, не превышающей 150 тысяч, то мне дадут самостоятельную постановку».
В этих условиях плюс несколько консерваций плюс ночные смены на строящемся «Мосфильме», отсутствие полов и сильный холод в павильоне, три потерянные коробки с отснятым материалом, Ромм снял свою «Пышку».
Ее крылатые фразы
ПРО ЛЮБОВЬ. Мои любимые мужчины – Христос, Чаплин, Герцен, доктор Швейцер, найдутся еще – лень вспоминать.
Увидев Раневскую на репетиции в Камерном театре, Ромм сразу оценил ее талант и оригинальность. И в тот же вечер пригласил ее на роль госпожи Луазо. Но приехав на «Мосфильм», актриса так ужаснулась всему, что там увидела, что попыталась отказаться и сбежать.
«В те годы работать в кино было еще более трудно. «Мосфильм» плохо отапливался. Я не могла привыкнуть к тому, что на съемочной площадке, пока не зажгутся лампы, холодно и сыро, что в ожидании начала съемки необходимо долго томиться, бродить по морозному павильону. К тому же на меня надели вериги в виде платья, сшитого из остатков грубого материала, которым была обита карета героев «Пышки»…
В общем, я решила сбежать с картины», – писала она в своих воспоминаниях.
Более того, почти все съемки проходили ночью, так как, по мнению тогдашнего начальства Москино-комбината, для немой ленты начинающего режиссера Ромма дневные смены были слишком хороши. С тех пор у Раневской и появилась бессонница.
Ромм, конечно, не дал ей сбежать, но после окончания съемок Раневская с Ниной Сухоцкой, сыгравшей в «Пышке» монахиню, поклялись, что больше никогда не будут играть в кино.
Истории из ее жизни
В ноябре 1941 года из осажденного Ленинграда в Ташкент эвакуировалась Анна Ахматова. Спустя много лет Раневская писала: «В первый раз, придя к ней в Ташкенте, я застала ее сидящей на кровати. В комнате было холодно, на стене следы сырости. Была глубокая осень, от меня пахло вином.
– Я буду вашей mаdате Lаmbаillе, пока мне не отрубили голову – истоплю вам печку.
– У меня нет дров, – сказала она весело.
– Я их украду.
– Если вам это удастся – будет мило».
Раневская Ахматову обожала. Об их дружбе, расцветшей в этот «ташкентский период», в ее дневниках написано множество страниц. Кажется, ни о чем больше она не готова была говорить так много и с таким воодушевлением. «Я все время о ней думаю, вспоминаю, тоскую… Мы гуляли по Ташкенту всегда без денег… На базаре любовались виноградом, персиками, – писала она после смерти Ахматовой. – Когда мы возвращались домой, по дороге встретили солдат, они пели солдатские песни. Она остановилась, долго смотрела им вслед и сказала: „Как я была бы счастлива, если бы солдаты пели мою песню“». «Именно в Ташкенте я впервые узнала, что такое палящий жар, древесная тень и звук воды. А еще я узнала, что такое человеческая доброта», – написала Ахматова в мае 1944 года, вернувшись в Ленинград.