Почему языки такие разные. Популярная лингвистика
Шрифт:
Очень важно еще и то, что похожие по своему устройству языки не обязательно являются близкими родственниками (с точки зрения происхождения — вспомните еще раз первую и вторую главу); и наоборот, близкородственные языки не обязательно похожи. Например, турецкий язык устроен очень похоже на один из крупнейших языков Южной Индии — тамильский: оба с "прозрачными" морфемными швами, длинными словами и т. д. С другой стороны, английский, будучи, как вы помните, языком индоевропейским и германским (об этом сказано во второй главе), по своему устройству не похож не только на латынь, греческий, русский, но и даже на ближайше родственный ему немецкий; он, напротив, будет скорее близок к африканскому языку хауса или к китайскому: ведь в нем (в особенности по сравнению с его "близкими родственниками") возможность образовывать
Именно поэтому, когда в поле зрения лингвистов попадает какой-то новый язык, они обычно стараются прежде всего обратить внимание на то, как, то есть по какому типу, в нем строятся слова, и говорят, что у языков с разными типами устройства слова — разный строй. А область лингвистики, которая занимается в первую очередь сравнением строя языков и, шире, — вообще сравнением разных свойств (неродственных) языков, называется лингвистической типологией. Так что эта глава, а также вся предыдущая (про грамматику), и предшествующая ей (про звуки), и — забежим вперед — следующая глава (про то, как в разных языках строятся предложения) — это всё рассказ о типологии языков, а мы с вами сейчас — типологи (именно так называют себя лингвисты — специалисты в этой области). Типолог (в отличие от "просто" англиста, германиста, слависта, арабиста и т. д.) знает много разных языков — или, поскольку возможности человека ограниченны, а языков на свете огромное количество, по крайней мере знает многое про разные языки — так, чтобы иметь возможность их сравнить. Причем среди типологов, конечно, бывают и более "узкие специалисты": одних больше интересует грамматика разных языков, других — порядок слов, третьих — звуки, но "словесный строй" языка — это, конечно, основа для любого такого сравнения, можно сказать, точка отсчета.
Итак, мы с вами типологи, сравниваем языки — и с каждой следующей главой нашей книги убеждаемся, какие они всё-таки разные (а ведь мы еще далеко не всё даже упомянули!). Но мы уже знаем достаточно, чтобы в голову пришел такой очень простой и наивный вопрос — почему же языки такие разные?
Как известно, на простые вопросы отвечать труднее всего. Но попробую ответить так: а почему языки должны быть одинаковыми?
Зачем нужен язык? Прежде всего — для того, чтобы превращать мысли в слова и предложения. Но разве слова и предложения должны быть для этого одинаково устроены?
Можно было бы решить так: язык должен быть устроен как можно более удобно для выражения мыслей. Поэтому если один язык удобнее другого, то такой язык лучше.
Эта мысль совершенно справедлива. Но дело вот в чем: знаем ли мы, что именно для наших мыслей удобно, а что — нет? И можем ли мы сказать, что в этом отношении одни языки лучше, а другие — хуже?
Этот вопрос давно приходил людям в голову. Конечно, люди давно заметили, что все языки разные, и пытались это как-то осмыслить. В древности проблему обычно решали просто: самый лучший язык — наш, а все остальные языки принадлежат варварам, их и языками-то считать нельзя. Потом люди задумались серьезнее. В XVIII, XIX веках в Европе лингвисты считали, что самые совершенные языки — это древние индоевропейские языки, такие, как санскрит или латынь. Потом языки испортились: и форм у глаголов стало меньше, и падежи пропали, и слова стали короче… как-то это всё недостойно великих предков. Но вот в начале XX столетия знаменитый датский лингвист Отто Есперсен стал доказывать, что самый лучший язык — английский (надо отдать ему должное — всё-таки не датский; правда, Есперсен всю жизнь занимался именно английским и, должно быть, успел его полюбить; между прочим, его грамматика английского языка и до сих пор считается образцовой). Действительно, в аналитическом английском почти все значения выражаются служебными словами — просто, четко, понятно, никаких тебе сандхи, никаких словоформ — а с другой стороны, и грамматика есть. Ведь "хорошему" языку, наверное, нужна какая-то грамматика? Долгое время так и считали, что если в языке нет грамматики, то он какой-то неполноценный, "неразвитый". Но мы-то с вами видели, что язык без грамматики едва ли не удобней для говорящих, чем язык с грамматикой. Нет, не так всё просто.
Современная лингвистика категорически отказывается считать, что есть языки удобные и неудобные, плохие и хорошие. Чем пристальней мы изучаем языки, тем лучше понимаем: все языки одинаково удобны, но каждый язык — по-своему. Дело в том, что язык — настолько сложная система, что он не может быть весь устроен одинаково. Язык состоит как бы из разных блоков — бывает система звуков, бывает — система слов и морфем, а еще есть система предложений и система грамматических значений. Все они должны как-то приспособиться друг к другу.
И еще одно — нельзя быть удобным для всего и для всех одновременно. Язык устроен так, что в нем всегда что-то одно удобно за счет чего-то другого. И поскольку язык всё время изменяется, то получается, что и "зоны удобства" всё время меняются местами с "зонами неудобства" — было удобно одно, а стало другое.
Вот агглютинативные языки. Казалось бы, идеальная система: слова четко делятся на части, можно построить слово с любым значением и по очень простым правилам — чего же еще? Но плохо, что слова получаются в таких языках длинноваты — пока дойдешь до конца, того и гляди, забудешь, с чего начал. И не держатся такие слова вместе, легко рассыпаются на части, и границы между ними слабые. Зато фузионные языки — в них слова хорошие, крепкие, не ошибешься, где конец, где начало. И недлинные слова, как раз то, что надо. Всё бы хорошо, да очень уж чередования замучили. И на одно значение всегда столько морфем собирается, не знаешь, какую и выбрать.
То ли дело изолирующие языки — ни тебе чередований, ни длинных слов. Ставь себе корни рядом — и всё. Хорошо? Неплохо. Да только корней всё же не очень много, значений разных — гораздо больше. Получается, что каждый корень за двоих работает — да хорошо, если за двоих, а не за двадцатерых: он и вместо глагольной приставки, он и вместо показателя вида, он и вместо суффикса какого-нибудь привычного действия. А что делать — служебных морфем-то взять неоткуда. Вот и приходится в изолирующем языке вместо того, чтобы учить грамматику, учить наизусть — сразу весь словарь.
Так, может быть, прав профессор Есперсен, лучше аналитических языков и впрямь нету? И слова в них короткие, и грамматика есть, и чередования изгнаны? Всё верно, но и здесь без недостатка не обходится. Представьте себе, что у вас в предложении пять вспомогательных глаголов. Куда вы их денете? Будут они друг с другом путаться, пока разберешься, какой глагол кому "помогает", — нет, подумаешь, уж лучше, пожалуй, сандхи.
Ну а инкорпорирующие языки? Они-то для кого удобны? Я скажу вам так — для говорящих на этих языках они очень удобны. Ведь не надо строить длинные предложения с разными словами и с паузами между ними, думать о падежах и предлогах — в одном слове-предложении сразу упакована вся мысль. А вот для слушающих, конечно, такие языки не подарок. Расшифровывать их труднее. Правда, если мы с вами давно друг друга знаем (или если я хорошо знаю, о чем речь), мне будет легче, поскольку я могу угадать какие-то части сообщения, а остальное можно и из слова-предложения по кусочкам выудить.
Сравнить такое положение говорящего и слушающего можно, пожалуй, с их отношением к аббревиатурам. На всякий случай поясню: аббревиатуры — это такие слова, которые образованы, например, из начальных букв слов какого-то сложного названия. Например, говорят МПС (вместо: "Министерство путей сообщения") или МГУ (вместо: "Московский государственный университет" или "Можайский городской универмаг"), С одной стороны, действительно, говорить так — удобно: и короче, и быстрее. А понимать? Если вы заранее знаете значение такого слова — так же как вы знаете слова стол, палка, медведь и все другие слова своего языка, — тогда это не очень трудно. Но если такого рода аббревиатуры ваш собеседник придумывает на ходу, процесс понимания становится похожим на дешифровку.