Почерк убийцы
Шрифт:
Мистер Годфри положил все свои приспособления для смазки колокола, взял у Хилари листок и начал читать вслух, медленно водя пальцем по ровным строчкам.
«Я надеялся увидеть в полях фей, а увидел только дьявольских слонов с черными спинами. О горе мне! Как же все это напугало меня! Жуткое зрелище! Вокруг повсюду танцевали эльфы. Еще я слышал голоса! Они звали меня. О! Как же я пытался разглядеть сквозь это ужасное, отвратительное облако. Но нет! Ни один смертный не в силах их увидеть! А потом пришли певцы со своими золотыми трубами, арфами и барабанами. Они очень громко играли около меня, раскалывая тишину. А потом, слава Небесам, сон рассеялся. Я пролил много слез, прежде чем взошел месяц, тонкий, как серп. Вот теперь Чародей напрасно скрипит зубами, он вернется, только когда возвратится
— Что ж, — сказал мистер Годфри, явно удивленный прочитанным. — Забавно. Конечно, это похоже на Пика… но все же это не его работа. Дело в том, что у него нет образования. А вот тут написано «Эреб». Как думаешь, что это значит?
— Это одно из названий ада, — ответила Хилари.
— Ах, вот оно что. Знаешь, по-моему, у человека, который это написал, этот самый ад — в голове и мыслях. Эти феи и слоны. Похоже на какую-то шутку, тебе так не кажется? — В глазах мистера Годфри вдруг мелькнула искорка, как будто ему в голову пришла гениальная идея. — Может быть, кто-то просто переписал отрывок из какой-нибудь книги, скорее всего старинной. Вот эта версия похожа на правду. Но интересно, как этот листок здесь оказался. Пожалуй, я покажу его падре, мисс Хилари. Он много читает и, может быть, знает, из какой книги взят этот отрывок.
— Хорошая идея. Давайте покажем падре эту загадочную записку. Знаете, у меня даже мурашки побежали по телу, когда вы читали ее. Только прежде чем идти к падре, давайте поднимемся на самый верхний этаж колокольни.
Наверх вела только веревочная лестница, но мистер Годфри не возражал против этого путешествия, и они поднялись вверх под самый потолок колокольни. Сквозь щели дул ветерок и лестницы слегка раскачивались. Хилари даже уронила свою шляпку и теперь была похожа на ангела, совсем такого же, как изображения на потолке храма. Правда, мистер Годфри совсем не заметил этого сходства. Признаться, он вообще считал худощавое лицо и прямые короткие волосы мисс Хилари не очень привлекательными.
Вскоре они добрались до верхнего этажа. Отсюда были хорошо видны окрестные болота, село, двор у церкви. Все казалось Хилари еще меньше, чем с предыдущего этажа. На дорожке у храма появилась маленькая фигурка. Это была миссис Венейблс, которая, видимо, шла из храма домой на ланч. Она казалась удивительно маленькой, ничуть не больше пчелки или какого-нибудь жучка. Хилари наблюдала за тем, как женщина, сопротивляясь ветру, перешла через дорогу и вошла в сад у дома пастора.
Потом взгляд Хилари упал на небольшое коричневое пятно на фоне зеленого газона у храма. Девочка почувствовала, как внутри у нее все перевернулось; сердце бешено забилось. Здесь, у северо-восточного угла храма, была похоронена ее мать. Могила еще не заросла травой, поэтому так выделялась на фоне зеленого газона. Хилари долю смотрела на коричневый холмик, не в силах отвести от него взгляд. В этот момент одна ужасная мысль промелькнула в голове Хилари — возможно скоро эту могилу снова побеспокоят, и отец обретет покой рядом с мамой.
— Господи! — тихо сказала Хилари, — не дай уметь моему отцу. Ты же не допустишь этого. Ты просто можешь этого допустить.
Девочка с трудом перевела взгляд. На ровном газоне она разглядела темное пятно. Она знала, что это колодец. Папа рассказывал, что этому колодцу уже больше трехсот лег. За долгие десятилетия он довольно сильно обмелел. Может, еще через триста лет он и вовсе высохнет. Однако, как бы то ни было, сейчас колодец, хоть и не очень глубокий, по-прежнему работает и является напоминанием о временах появления здесь Тейлора Паула.
Хилари задумалась и даже не слышала, как к ней подошел Джек Годфри.
— Пора идти, мисс Хилари.
— О, да. Простите. Я задумалась. Вы будете завтра звонить?
— Да, мисс Хилари. Мы попробуем сыграть Стедманский перезвон. Если не допускать ошибок, это очень красивая музыка, только вот это очень непросто. Только представьте, мисс Хилари. Полный перезвон состоит из пяти тысяч сорока мелодии. Мы собираемся сыграть все. Это займет целых три часа. Слава Богу, и Тодей уже в порядке. Понимаешь, ни Том Теббат, ни даже молодой Джордж Вайлдерспин, ни, тем более, Валли
Утром Пасхального Воскресенья звонари сыграли все пять тысяч сорок мелодий Стедманского перезвона. Хилари Торпс слушала перезвон из Красного Дома, сидя у огромной старинной кровати с пологом. В Новый год Хилари слушала отсюда Большой колокольный перезвон. Тогда слышно было просто прекрасно. А сегодня почему-то до Хилари доносились лишь отрывки. Должно быть, виной этому был восточный ветер, который уносил звуки в другую сторону.
— Хилари!
— Да, папа.
— Я боюсь… боюсь, что если я умру, я оставлю тебя совсем одну… не смогу дать тебе образования.
— Ну что ты говоришь. Я даже думать об этом не хочу. Но скажу тебе только одно. Не волнуйся за меня. Со мной все будет хорошо.
— Есть возможность послать тебя в Оксфорд. Это не будет слишком уж дорого. Твой дядя позаботится об этом и узнает обо всем необходимом.
— Не волнуйся, я в любом случае продолжу образование. А деньги мне не нужны. Я сама смогу обеспечить себя. Мисс Баулер говорит, что женщина, которая не может быть независимой, недостойна уважения. Папа, я собираюсь стать писателем. Мисс Баулер говорит, что у меня есть способности для этого.
Стоит заметить, что мисс Баулер была учительницей английского у Хилари. Девочка безмерно восхищаюсь своим преподавателем.
— О! А что ты собираешься писать? Ты будешь заниматься поэзией? — поинтересовался мистер Торпс.
— Ну, возможно. Но я не думаю, что за стихи много платят. Я буду писать романы: они лучше всего продаются. Романы будут очень красивыми и с глубоким смыслом.
— По-моему, тебе надо набраться хотя бы немного опыта, прежде чем писать романы, моя девочка.
— Глупости. Для того чтобы писать романы, опыт совсем не нужен, папа. Романы пишут и в Оксфорде. В них описывают школьную жизнь. И, знаешь, эти романы отлично раскупаются.
— Да, понимаю… А когда ты закончишь Оксфорд, будешь писать о том, как ужасно и тяжело жилось в колледже.
— Хорошая идея, папа. Надо будет подумать об этом.
— Что ж, дорогая. Я думаю, у тебя все получится. Однако, тем не менее, мне очень неспокойно от мысли, что я оставляю тебе такое маленькое наследство. Если бы только украденное ожерелье нашлось! Я глупо поступил, заплатив за него этой Вилбрехэм. Но другого выхода тогда у меня не было…
— О, папа! Прошу, прошу тебя! Забудь об этом ожерелье! Хватит говорить о нем. Конечно же, у тебя тогда просто не было другого выхода. Ты ни в чем не виноват. Да и не нужны мне эти деньги. И вообще хватит этих разговоров. Ты, я надеюсь, еще не собираешься умирать.