Почетный академик Сталин и академик Марр
Шрифт:
Видимо, еще от Чикобавы Сталин узнал о существовании неких «фонетических законов», являющихся основанием для претензий компаративистов на объективность и бесспорную научность и доказательность. В середине XIX века эти законы пытались сформулировать младограмматики, чьи идеи были особенно близки Чикобаве и некоторым отечественным компаративистам. Шор, излагая историю вопроса, негативно трактует понятие фонетического закона, а Сталин, напротив, берет себе все это на заметку, отчеркивая на полях основные положения явно для того, чтобы уяснить их и использовать в положительном смысле.
«Младограмматики первоначально пытались сохранить это понятие „физиологического звукового закона“, — писала Шор. — Однако очень скоро это понятие физиологически ненарушимого фонетич. закона уступает место понятию закона „исторического“». [331] Последнее предложение Сталин отчеркнул на полях. Затем она цитирует одного из представителей младограмматиков Дельбрюка, который как раз и пытался перетолковать фонетический закон из естественно-научного в закон исторический: «Звуковой закон не может говорить нам о том, что должно получаться из того или другого звука всюду при всяких условиях, но он констатирует лишь данный факт, именно, что в известном языке в известную эпоху его существования произошло последовательное изменение данного звука или звукового комплекса в определенном направлении, раз были налицо все другие все нужные для этого условия в каждом отдельном случае». [332]
331
РГАСПИ.
332
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 19. С. 407.
И этот тезис Сталин отчеркнул еще и на полях слева. А на нижнем поле листа в качестве комментария приписал: «Ограниченность временем и территорией». Шор обращает внимание читателя на то, как к концу XIX века компаративистика эволюционировала от поисков естественно-научных оснований и законов к пониманию значительной «условности» и «ограниченности» своих методических приемов. И вновь цитата из работы Дельбрюка:
«„Фонетические законы — это условные формулы для выражения существующих фонетических соответствий между отдельными языками или отдельными исторически засвидетельствованными моментами существования одного и и того же языка“. Так разрушается основное и важнейшее положение, выдвинутое младограмматическим течением — положение о нерушимости и безысключительности фонетических законов». [333]
333
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 19. С. 408.
Автор разворачивал всю эту критику компаративистики для того, чтобы убедительнее изложить яфетическую теорию, но Сталин, скорее всего, лишь бегло просмотрел итоговую часть статьи и не оставил на ней никаких помет.
Таким же «экономным» способом Сталин «освоил» наконец и яфетическую теорию, для чего обратился к одноименной статье самого верного ученика Марра И.И. Мещанинова в упомянутом томе БСЭ, написанной хотя и тяжеловесным, но понятным языком. Скорее всего, Мещанинов литературно переработал исходный материал, первоначально составленный самим Марром. Характер комментариев и многочисленность помет на страницах этой статьи, хорошо показывает, как вождь «вгрызался» в яфетидологию. Поскольку статья так сильно исчеркана Сталиным, то во избежание сплошного цитирования и неизбежных повторений отмечу только самые главные моменты и комментарии к ним Сталина. Автор дал краткую справку об истории развития яфетической теории, о значении для ее становления обращение Марра к письменным и бесписьменным языкам Кавказа. Остановился на разработанной Марром специальной системе записи звуков речи бесписьменных народов. Сталин по ходу изложения отмечал перьевой ручкой в тексте и на полях все эти моменты, а когда дошел до места, где даются объяснения того, каким образом Марр передает каждый звук речи, то есть фонему, в письменной форме, то есть в виде графемы, Сталин на полях тут же воспроизводит эти термины, подобно тому как прилежный ученик, силясь запомнить сложный материал, повторяет за учителем, шевеля губами: «фонема, графема» [334] . Рассказав о том, что собой представляет аналитический (яфетический) алфавит, о его преимуществах и недостатках (и это Сталин отметил на полях справа черточками и галочками), Мещанинов перешел к анализу состава яфетических языков, их классификации, поведал о любимой идее Марра — о «трансформации населения на месте». Описание процессов «трансформации» этноса «на месте» особенно заинтересовало вождя, так как именно здесь Марр указывал на связь развития языка с «общественной перестройкой» и «хозяйственной деятельностью». Все эти положения Сталин буквально запечатлевал в своем сознании предложение за предложением, исчеркав текст, выделяя на полях абзацы с законченными мыслями, дополнительно отмечая галочками наиболее важные места. Точно так же он проштудировал раздел «Учение о стадиях и палеонтологический метод». Чтобы не повторятся, отмечу только то, что Сталин отчеркнул на полях и прокомментировал:
334
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 19. С. 810.
«Предварительной постановкой работ в новом направлении является учение о межстадиальных переходах и межстадиальных соответствиях. Н.Я. Марр устанавливает ступенчатое (скачкообразное) движение речи, перестраивающее стадиальное оформление на основе наследственного сохраняющегося багажа предыдущей стадии. Перестройка прежнего дает повод к прослеживанию каждого языкового явления в его прошлом и настоящем, что и образует основное задание палеонтологического анализа. Посредством этого анализа различные формы, например индоевропейской и семитической речи, приводятся к их яфетическому состоянию». [335] Последнее предложение Сталин на полях прокомментировал так: «назад», то есть он правильно понял — речь идет о регрессивном методе, когда из современного и понятного извлекают неизвестные истоки и рудименты. В конце же всего раздела Сталин подвел для себя итог, отметив: «палеонтологический анализ» [336] .
335
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 19. С. 812.
336
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 19. С. 812.
Таким же способом проработал и следующее положение статьи Мещанинова: «Анализ языкового развития в его диахроническом (вернее, разностадиальном) разрезе заменил прежнее учение о субстрате с последующими этническими напластованиями и, выдвинув взамен его стадиальное чередование, дал возможность использовать в новых целях предыдущие работы, характеризующие взаимоотношение яфетических языков с языками иных систем (семей)». Сталин пояснил для себя: «Не напластование (этническое), а стадиальное чередование скачками» [337] . Далее Мещанинов изложил представления Марра о скачкообразном развитии языка и речи, отметив непроработанность «яфетической стадии». Взяв все это на заметку, Сталин подошел к центральной идее Марра, к пирамидообразной модели развития этносов и языков мира. Цитируемый далее текст не только отмечен Сталиным различными способами, но для наглядности снабжен им на полях рисунками двух довольно корявых «пирамидок»:
337
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 19. С. 813.
«При интересе яфетидологии к семантике (смысловой стороны языка) и идеологии естественно внимание обращалось в первую очередь на лексику (словарный состав языка), и в этой части выявились все недостатки формально обоснованных группировок. В части лексического состава доступные изучению группировки языков оказываются в свете Я.т. (яфетической теории. — Б.И.) значительно более между собой объединенными, чем это предполагается индоевропейской школой. Проводимое последней деление на праязыки с искусственным восстановлением праоснов распределяет весь словарный запас на корни, специально будто бы присущие только данной языковой семье, совпадение же основ обычно слишком легко толкуется как заимствование слова одним языком у другого. Поэтому, проводимое индоевропейской школой деление языков представляет собою ряд обособленно стоящих пирамид, опрокинутых вершиной вниз, то есть начинающихся с единицы в виде общего праязыка и разрастающихся во множество последующих ответвлений. Взаимной увязки между отдельными пирамидами (семьями языков) не проводится, и каждая из них упирается в свой самостоятельный праязык. И если представители индоевропейской школы не настаивают на связи языка с этносом, то в искусственно построенном ими праязыке они твердо стоят на этнической основе и близки к прослеживанию пранарода, говорившего на данном праязыке и жившего в искомом месте, прародине, откуда вся система перенесена переселением. Яфетическая же теория, прослеживая общий и притом единый процесс языкового развития как надстройки над базисом производства и производственных отношений, устанавливает множественность языков вначале и последующий ход их жизни, идущий через объединение к единому будущему мировому языку. Т. о. яфетически построенная пирамида покоится на своем основании и идет вершиною кверху» [338] . Именно здесь, на полях рядом с текстом, рассказывающим о компаративистской модели, Сталин примитивно изобразил небольшую пирамидку, опрокинутую вершиной вниз, символизирующую компаративистский процесс развертывания пучка (веера) родственных языков от одного праязыка. Чуть ниже Сталин нарисовал пирамидку, покоящуюся на широком основании и обращенную вершиной вверх, символизирующую множественность этногенеза человечества и прогнозируемый Марром качественно новый этап в развитии человеческого рода, в процессе которого переплавятся этносы и их языки в особое всеединство. И еще один примитивный рисунок изобразил Сталин напротив следующего текста:
338
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 19. С. 813–814.
«Еще точнее это выражается в образе родословного языкового дерева, ствол которого дает ветки семитическую, хамитическую, урало-алтайскую и т. д… Наглядность родословного дерева, еще окончательно не проработанного, нарушается неправильным представлением, к-рое дают ветки, исходящие из одного ствола, что самим своим внешним видом напоминает отвергнутое яфетидологией учение о праязыке». На полях Сталин как мог нарисовал ручкой хилую «веточку», символизирующую «родословное дерево». Похоже, что эти графические упражнения помогали вождю усвоить не простые научные проблемы через зримые образы.
И последующий уточняющий комментарий Мещанинова отчеркнул Сталин на полях и под строкой: «Помещая в низ пирамиды, то есть в начальные эпохи языкотворчества, многообразие самостоятельных общественно группирующихся единиц, имеющих каждая свой язык, яфетидология должна учесть и количественное множество изначальных языков при их качественной близости, далекой от того качественного отличия, которым характерны развитые т. н. культурные языки». Здесь изложена очень интересная мысль Марра о том, что, возможно, в очень далекой древности, когда только зарождалась человеческая речь, все многочисленные праязыки человечества находились по отношению друг к другу как «диалекты» одного прапраязыка. Если это так, то марровская модель очень напоминает библейскую, на промежутке между языком Адама и вавилонским смешением языков.
Обращаю внимание читателя на примечательный факт из истории мировой науки, заставляющий задуматься о неисповедимости путей умственного развития человечества. В 20-х годах XX века во Франции в конгрегации ордена Иисуса (иезуитов) стал приобретать известность один из крупнейших географов, палеоантропологов, археологов, богословов и философов ХХ века Пьер Тейяр де Шарден. Он был младшим современником Марра. Его конкретный вклад в археологию был неоспорим, как в свое время и вклад Марра, и оценен научными кругами по заслугам [339] . Достаточно вспомнить открытие им (в соавторстве) в Китае синантропа, одного из промежуточных звеньев в антропологической эволюции. Но Шарден был еще и ученым, пытавшимся проследить магистральный путь развития Вселенной через человекообразных к человеку разумному и предсказать дальнейшее развитие человечества. Его концепция синтеза науки и религии, будучи очень популярной, не вписалась в традиционную христианскую доктрину о первородном грехе Адама и Евы, за что ему было запрещено публиковать свой главный труд «Феномен человека. Преджизнь. Жизнь. Мысль. Сверхжизнь». Католический монах Шарден в существенных пунктах своей научной биографии в чем-то повторил на западноевропейский лад путь советского академика Марра. После смерти Шардена, когда в начале 60-х годов ХХ века книга все же вышла в свет, она была запрещена папской курией, а папа Пий XII издал энциклику, осуждающую в принципе идею полигенеза человечества. До сих пор книга Шардена — объект самой серьезной критики со стороны видных ученых-католиков и отдельных православных богословов [340] . В СССР она была издана тогда же, в 60-х годах, правда ограничена грифом: «Для научных библиотек». Книга высоко оценена известным православным богословом Александром Менем [341] . Понятно, что Марр не мог ничего знать об антропологической концепции Шардена, а последний, возможно, также не знал о трудах Марра, хотя некоторые его работы были переведены еще в 20—30-х годах на французский и немецкий языки. Шарден заявил, что исток, то есть момент мутации каждого нового биологического вида, в том числе отдельных звеньев предков человека, никогда не удается зафиксировать. Поэтому вид предстает сразу, то есть «взрывообразно», как «мутон» в виде «пучка» или «веера» разновидностей и родов на древе жизни, а не явлением одной пары прапрапредков и их линии. Затем уже начинается: «Целая совокупная игра дивергенций и конвергенций» [342] , «игра» которую Марр назвал так же, но с использованием русской терминологии: процесс «схождения» и «расхождения» человеческих общностей и этносов (при этом Марр добавлял — и их языков). По мнению Шардена, уже в историческое время этот процесс привел к качественно новому этапу в эволюции человечества, который неизбежно ведет к слиянию всех рас, этнических семейств и глобальных цивилизаций — к общечеловеческому синтезу. Вот что он писал в конце того самого 1948 года, когда в СССР начал созревать замысел посмертного развенчания Марра: «Бесконечное межоплодотворение, во всех степенях. Смешение генов. Анастомы рас в цивилизациях и политических учреждениях… Рассматриваемое зоологически, человечество являет собой уникальное зрелище „вида“, способного реализовать то, в чем потерпел поражение всякий другой вид до него. Оно не просто космополитическое, оно, не разрываясь, покрывает Землю одной организованной оболочкой. Чему приписать это странное условие, если не полной смене, или, точнее, радикальному усовершенствованию, путей жизни посредством введения в действие в конечном счете единственно возможного мощного орудия эволюции — срастания в самой себе целиком всей филы?» [343] За сходные идеи Шарден и Марр были одинаково осуждены в одну историческую эпоху, но один за сомнительность с точки зрения христианской ортодоксии, а другой за то же, но уже ортодоксии «марксистской», точнее сталинистской.
339
См.: Старостин Б.А. От феномена человека к человеческой сущности // Шарден Пьер Тейяр де. Феномен человека. М., 1987.
340
См.: Гильдебранд Дитрих фон. Тейяр де Шарден на пути к новой религии // Новая Вавилонская башня. Избранные философские работы. СПб., 1998.
341
См.: Мень А. Пьер Тейяр де Шарден: христианин и ученый // Шарден П.Т. Божественная среда. М., 1992.
342
Шарден Пьер Тейяр де. Феномен человека. М., 1965. С. 205 (для научных библиотек).
343
Шарден Пьер Тейяр де. Феномен человека. М., 1965. С. 237–238.