Почтальон всегда звонит дважды
Шрифт:
Она помчалась вниз, а я – наверх. Войдя в ванную, я подошел к нему. Тело было в воде, а голова над поверхностью. Я попытался его поднять. Это оказалось нелегким делом. Он был скользким от мыла, и мне пришлось влезть в воду, чтобы как-то справиться. Все это время я слышал, как она внизу говорит с телефонисткой. Ее соединили не с доктором, а с полицией.
Я наконец поднял его и положил на край ванны, потом вылез сам, перенес его в спальню и положил на постель. Она поднялась наверх, мы нашли спички и зажгли свечу. Мы пытались его откачать. Пока я отжимал
– «Скорая помощь» выехала.
– Хорошо. Он видел, как ты его ударила?
– Не знаю.
– Ты стояла у него за спиной?
– Думаю, да. Но тут погас свет, и я не знаю, что было дальше. Что ты сделал со светом?
– Ничего. Пробки перегорели.
– Фрэнк. Лучше бы он не очухался.
– Должен очухаться. Если он умрет, то нам конец. Говорю тебе, тот полицейский видел лестницу. Если он умрет, то об этом узнают и они нас достанут.
– А если он меня видел и скажет об этом, придя в себя?
– А может, не видел. Нам надо найти объяснение, вот и все. Ты была там, в это время погас свет, и ты услышала, как он поскользнулся и упал, ты его звала, но он не отвечал. Тогда ты закричала и позвала меня, и все. И пусть говорят что угодно, ты должна стоять на своем. Что бы он ни видел, это только плод его фантазии, не больше.
– Почему они так долго не едут?
– Сейчас будут здесь.
Когда приехала «скорая помощь», его положили на носилки и погрузили в машину. Она села с ним. Я последовал сзади на машине. На полпути до Глендейла к нам присоединился полицейский на мотоцикле, который поехал впереди «скорой». Они гнали очень быстро, не меньше семидесяти миль в час, и я отстал. Когда я добрался до больницы, его уже вытаскивали из машины, и полицейский всем распоряжался. Увидев меня, он вздрогнул и глаза у него полезли на лоб.
Это был тот самый полицейский.
Его занесли внутрь, положили на каталку и отвезли в операционную. Кора и я остались в коридоре. Потом пришла медсестра и подсела к нам, а потом – тот полицейский в сопровождении сержанта. Оба уставились на меня.
Кора рассказывала сестре, как все произошло:
– Я была там, то есть в ванной, пришла за полотенцем, и тут вдруг погас свет, прямо как отрезало. Боже, ну и дела. Я слышала, как он упал. Перед этим он встал, хотел открыть кран. Я позвала, но он не ответил, было темно, и я вообще ничего не видела и не знала, что случилось. Я подумала, что его убило током или еще что. Потом Фрэнк услышал, как я кричу, прибежал и вытащил его, а потом я вызвала «скорую помощь» и не знаю, что бы я делала, если бы они не приехали так быстро.
– Ночью они всегда спешат.
– Я очень боюсь, что он себе что-нибудь серьезно повредил.
– Думаю, нет. Сейчас он на рентгене. После него все станет ясно. Но не думаю, что раны тяжелые.
– Ах, Боже, надеюсь, что нет!
Полицейские за все это время не произнесли ни слова. Только сидели и смотрели на нас.
Его вывезли.
Мы все вошли внутрь. Там было мало стульев, их не хватало на всех, и пока его укладывали в постель, сестра сходила и принесла еще.
Все расселись. Кто-то пытался заговорить, но сестра приказала сидеть тихо. Пришел врач, осмотрел его и ушел. Так мы сидели довольно долго. Потом сестра встала и подошла к нему поближе:
– Думаю, он приходит в себя.
Кора взглянула на меня, я быстро отвел взгляд. Полицейские подались вперед, чтобы расслышать, что он скажет. Он открыл глаза.
– Вам уже лучше?
Он ничего не сказал, все остальные тоже молчали. Было так тихо, что я слышал, как бьется мое сердце.
– Ты не узнаешь свою жену? Это же я! Как тебе не стыдно, упасть в ванне, как маленький мальчик, из-за того, что погас свет? Твоя женушка на тебя сердится! Ну скажи же что-нибудь!
Он пытался что-то сказать, но не мог. Сестра склонилась к нему и вытерла ему лицо. Кора гладила его руку. Он немного полежал с закрытыми глазами, потом опять начал шевелить губами и посмотрел на сестру:
– Повсюду только тьма.
Когда сестра сказала, что ему нужен покой, я увел Кору вниз и усадил в машину. Едва мы отъехали, показался полицейский и двинулся на мотоцикле за нами.
– Он нас подозревает, Фрэнк.
– Это тот же самый. Он чувствует, что-то не так, потому что видел, как я сторожил перед домом. Он этого не забыл.
– Что будем делать?
– Не знаю. Все зависит от того, догадается ли он, зачем там стояла та лестница. Что ты сделала с мешочком?
– Он все еще у меня в кармане.
– Господи всемогущий, если бы тебя задержали и обыскали, нам бы пришел конец.
Я дал ей нож и приказал перерезать завязки мешочка, высыпать из него шарики, перелезть назад, поднять заднее сиденье и засунуть под него мешочек! Тогда он сойдет за тряпку, которую все возят с инструментом.
– Теперь сиди сзади и следи за полицейским. Я буду бросать подшипники в кусты по одному, а ты смотри, не заметит ли он.
Она следила, а я левой рукой рулил, а правой – бросил первый шарик. Я запустил его в окно с такой силой, что он улетел аж на другую сторону дороги.
– Ну, что там?
– Все в порядке.
Тогда я избавился и от остальных шариков, пара минут на каждый. Он ничего не заметил.
Когда мы уезжали из дому, было еще темно. У меня не было времени осмотреть сгоревшие пробки, а тем более их менять. Когда мы вернулись, полицейский нас обогнал и опередил меня:
– Я взгляну на ваш щиток с пробками, дружище.
– Разумеется. Я сам хочу на них взглянуть.
Мы пошли туда втроем, полицейский включил фонарик. Неожиданно он как-то страшно заворчал и нагнулся. Там была кошка; она лежала на щите, задрав все четыре лапы.