Почти брат

Чайка София

Именно это имя фигурировало на нелепых картинах, расположенных у стен ветхой дачи. Значит, на них — настоящая фамилия бородача, а не псевдоним. Сеня решила, что та ему подходит, но долго об этом не думала. Пожилой мужчина не спускал с нее хмурого взгляда. Поежившись, девушка принялась быстро натягивать на голое тело одежду. Руки дрожали. Ей было ужасно неудобно перед этим человеком.

Закончив с пуговицами, она сложила руки на коленях, не зная, куда их девать. Феодор же совершенно не обращал внимания

на ее суетливые движения. Он тянул гостя к столу, словно позабыв о Сене.

— Я и говорю, давно. Садись. Кажется, у меня осталось полбутылки пива.

— Благодарю, но нет.

— Ах, да, ты же пьешь только вино. Красного нет. Извини. Ты продал мою картину?

Мужчина тяжело упал на табуретку.

— Переговоры — на завершающей стадии. Кто это? — кивнул он в сторону Сени.

Девушка выпрямила спину. В конце концов, это не ее вина, что она оказалась в таком положении.

Феодор бросил в ее сторону удивленный взгляд, будто впервые увидел. На несколько мгновений задумался, а затем выдал:

— Кристина. — Он почесал живот и поинтересовался уже у Сени: — Ты же Кристина?

Она поспешно кивнула.

Пожилой мужчина устроил трость между коленей и обратился к ней — спокойно, словно добрый дядюшка:

— Кристина, пожалуйста, погуляй немного. Нам с Феодором нужно поговорить.

Сеня тотчас взвилась с дивана, сунула в карман трусики и выскочила из дома. Уже на улице она закончила одеваться и уселась под окном — подслушивать. Совесть ее не мучила. Интуиция подсказывала девушке, что разговор пойдет о ней.

Обняв колени руками, Сеня прижалась ухом к облупленной краске и вдруг подумала, что если ей придется задержаться на даче до поздней осени, или даже зимы, она вряд ли выдержит здесь без одежды и обогревателя. Стены домика казались почти картонными, а одинарные стекла едва удерживали натиск ветра.

Нет, так дело не пойдет. Она должна верить, что вскоре все наладится, как-то решится. Иначе…

— Откуда эта девочка?

— Понравилась? Я пока не готов делиться.

— Она не похожа на шлюх, которых ты называешь натурщицами.

— Только не нужно читать мне нотации. Она — взрослая и сама решает, где ей быть. И с кем.

— Так откуда?

— Давид, лучше выпей. Зачем тебе лишняя головная боль?

— У нее вид ребенка из приличной семьи. Я хочу знать, как она здесь оказалась.

— Прибилась.

— Она — не овца и не корова, чтобы прибиваться. Феодор, ты же знаешь, я не веду дела с сомнительными личностями. Если ты не скажешь мне, откуда взялась эта Кристина, я расторгну контракт, и ты начнешь продавать свою мазню сам.

Сеня мысленно согласилась, что пожилой мужчина прав. Художества Феодора ей тоже не нравились. Она, конечно, в этом — не эксперт, однако даже на ее неискушенный взгляд агент по продаже должен знать об искусстве много, если не все. Что ее действительно беспокоило, так это настойчивые расспросы Давида.

Чего он добивается и чем ей это грозит?

От раздумий девушку отвлек пьяный возглас Феодора.

— Минуточку! А убытки? Тебе придется за это заплатить. Оно тебе надо? Или слишком богат? Может ты у нас подпольный миллионер? Зачем тогда возишься с подобными мне неудачниками?

— Я привык выполнять обещания. Если ты помнишь, хозяин этой хибары, уезжая за границу, попросил меня помочь тебе. Вот я и пытаюсь по мере сил. Откуда девочка?

Упрямец не отступал, и Сеню пробрал озноб. Она не знала, что в этом случае лучше: молчание Феодора или его рассказ об их необычной встрече. Давид казался более приличным человеком, чем Слимак, но она могла ошибаться — как тогда, с Аллой.

Озноб усилился. Сеня прижалась спиной к домику, прикрывая спину.

— Она не хочет говорить. И мне это не интересно. Я ее пишу, она здесь живет.

— А это чья работа? — Насторожившись, Сеня пыталась вспомнить, что могло привлечь внимание Давида. — Решил поэкспериментировать со стеклом?

Они обнаружили ее банки из-под кабачковой икры!

Однажды, во время долгого отсутствия Феодора, заскучав, Сеня попробовала украсить нарисованными цветами импровизированную вазу. Это занятие ей понравилось. Девушка не раз поглядывала в сторону бутылок из-под пива, но не решилась взять. Слимак сдавал их в пункт приема стеклотары, чтобы купить очередную порцию выпивки или закуски. Сеня испугалась, что художнику может не понравиться ее самоуправство. Как она могла забыть и не спрятать их на нижней полке буфета?

— У нее — талант.

— Мазня. Это у меня — талант. А она здесь убирается.

— И ты с ней спишь. Девочка — совершеннолетняя?

— Конечно, — ответил Феодор, но даже Сеня уловила в его голосе неуверенность. — Это наше личное дело.

— Она знает, что ты женат?

Прижав ладонь ко рту, Сеня едва не расплакалась.

Она делит постель с женатым мужчиной. И не важно, что он ей об этом не сообщил. Теперь ее совесть не может быть спокойной. Сколько еще ударов судьбы ей придется пережить? И удастся ли это сделать?

— Зачем? — Кажется, Феодор вовсе не смущен темой разговора. — Мы с Эльвирой исповедуем свободную любовь. Какая любовь без свободы?

— И поэтому она одна живет в трехкомнатной квартире, а ты ночуешь на даче?

— Давид, моя личная жизнь — не твоя забота, в отличие от моих полотен.

— Ты прав. Но мои принципы не позволяют мне работать с подобными тебе типами. Или ты отправляешь девочку домой, или это сделаю я. Даю тебе неделю на раздумья.

— Ты бы лучше продал мою картину!