Почти как «Бьюик»
Шрифт:
— Зафиксируйте это на пленке! — кричит Керт, он вибрирует от волнения. — Зафиксируйте!
Тони фиксирует. И приближение Керта к двери, и его выход на солнце. А потом камера нацеливается на левую «комнатушку». Розалин уже не ест, но вроде бы всем довольна и радостно бегает по пластиковому полу. Она видит собравшихся вокруг мужчин и смотрит прямо к камеру, подрагивая усиками, сверкая глазками. Она очень милая, но патрульные из взвода Д не любуются ею. Им не до этого.
Камера перемещается на пустой коридор, пустой спортивный зал в его дальнем конце. Обе дверцы
ТЕПЕРЬ: СЭНДИ
Я замолчал и четырьмя большими глотками осушил стакан ледяного чая, который налила мне Ширли. От чая в лоб словно воткнулась сосулька, и мне пришлось подождать, пока она растает.
В какой-то момент к нам присоединился Эдди Джейкобю. Он уже переоделся в гражданское и сидел на краю скамьи; с одной стороны, сожалел об этом, с другой — не хотел уходить. У меня такой двойственности не было: я радовался, что он здесь. Он мог рассказать свою часть этой долгой истории. Хадди мог бы ему помочь, если б возникла такая необходимость. И Ширли тоже. К 1988-му она работала с нами уже два года, а Мэтт уже превратился в воспоминания, освежаемые редкой открыткой с изображением пальм в солнечной Саратоге, где у Мэтта и его жены была школа обучения вождению автомобилей. Которая, по словам Мэтта, приносила немалый доход.
— Сэнди? — спросил Нед. — Вы в порядке?
— Конечно. Думал о том, как неуклюже управлялся Тони с видеокамерой. У твоего отца получалось гораздо лучше, прямо-таки Стивен Спилберг, но…
— Я могу посмотреть эти пленки? — спросил Нед.
Я посмотрел на Хадди… Арки… Фила… Эдди. В глазах каждого увидел одно и то же: «Решать тебе». Естественно.
Кто сидит в большом кресле, тот и принимает большие решения. И чаще всего мне это нравится. Не буду кривить душой.
— Почему нет? Если только смотреть ты будешь здесь.
Мне бы не хотелось, чтобы их выносили за пределы базы.
Можно сказать, они — собственность взвода Д. Но здесь…
— Никаких возражений. Можешь воспользоваться видеомагнитофоном в комнате отдыха на втором этаже. Только прими таблетку транквилизатора, перед тем как будешь смотреть пленки, снятые Тони. Я прав, Эдди?
Какое-то время Эдди смотрел на противоположную сторону автостоянки. Не на гараж Б, в котором стоял «роудмастер», а на то место, где до 1982 года находился гараж А.
— Я многого не знаю. И не помню. Самое значимое произошло до того, как я здесь появился, знаете ли.
Даже Нед наверняка чувствовал, когда человек врал; а уж Эдди лгуном был отвратительным.
— Я просто подошел сказать, что отработал три часа, которые задолжал в мае, сержант.., помните, когда помогал родственникам в постройке новой студии.
— Ага, — кивнул я.
Голова Эдди ходила вверх-вниз.
— Вот-вот. Я их отработал и положил рапорт о конопле, которую мы нашли на поле Робби Реннертса, вам на стол. А теперь, если не возражаете, я поеду домой.
Он говорил про «Тэп». Его дом вне дома. Сняв форму, Эдди Джи любил пропустить стаканчик-другой. Он уже начал подниматься, но я усадил его на место, сжав запястье.
— Возражаем, Эдди.
— Что?
— Я бы хотел, чтобы ты еще немного посидел с нами.
— Босс, мне действительно надо…
— Посиди, — повторил я. — Я думаю, ты у этого парнишки в долгу.
— Я не понимаю, при чем…
— Его отец спас тебе жизнь, помнишь?
Эдди распрямил плечи.
— Я не уверен, можно ли сказать, что он…
— Да перестань, — оборвал его Хадди. — Я же там был.
Внезапно у Неда пропал интерес в видеокассетам.
— Мой отец спас вам жизнь, Эдди? Как?
Эдди медлил с ответом, потом сдался:
— Затащил меня за трактор «Джон Дир». Братья О'Дей, они…
— Леденящую кровь сагу о братьях О'Дей мы послушаем в другой раз, — теперь оборвал его я. — Видишь ли, Эдди, мы тут проводим эксгумацию, а ты знаешь, где похоронено одно из тел. И мои слова следует понимать буквально.
— Там были Хадди и Ширли, они могут…
— Да, были. И Джордж Морган, если не ошибаюсь…
— Не ошибаешься, — кивнула Ширли.
— ..но что из этого? — Я по-прежнему держал Эдди за запястье, и мне хотелось вновь сжать его. Сильно. Мне нравился Эдди, всегда нравился, и он часто мог проявить храбрость, но была в нем и трусоватая жилка. Не знаю, как первое могло соседствовать со вторым в одном человеке, но соседствовало. Я видел это не единожды. Эдди застыл как истукан, в девяносто шестом, когда Трейвис и Трейси О'Дей начали палить из своих автоматов из окон фермерского дома.
Керту пришлось выскакивать из-за укрытия и за шиворот тащить его в безопасное место. И вот теперь он пытался доказывать свою непричастность к другой истории, в которой отец Неда играл ключевую роль. Не потому, что он сделал что-то не так, такого не было, — лишь бы не оживлять пугающие и болезненные воспоминания.
— Сэнди, мне действительно пора. У меня столько дел, больше нельзя откладывать, и…
— Мы рассказываем мальчику о его отце, — отчеканил я. — И мне представляется, что ты, Эдди, должен сидеть тихо, может, съесть сандвич и выпить стакан ледяного чая и ждать, пока тебе будет что сказать.
Он заерзал на краешке скамьи, посмотрел на нас. Я знаю, что он увидел в глазах сына Керта: недоумение и любопытство. Мы напоминали совет старейшин, пригласивший юношу, чтобы спеть ему боевые песни прошлого. Но вот песни спеты и что потом? Если Нед — храбрый воин, его можно послать в погоню за мечтой: убить указанного зверя, увидеть все, что нужно, пока кровь из сердца зверя еще свежа на губах, вернуться мужчиной. Если история эта могла закончиться неким испытанием, в ходе которого Нед продемонстрировал бы новый уровень зрелости и понимания, все было гораздо проще. Но времена изменились. Такие испытания ушли в прошлое. Нынче куда важнее, что ты чувствуешь, а не что делаешь. И я думаю, это не правильно.