Почти как люди: Фантастические романы
Шрифт:
Усевшись поглубже, я перевел взгляд на проплывавшие мимо кварталы. Это был все тот же, хорошо знакомый мне старый город, однако сейчас в нем появилось что-то враждебное, словно из темных уголков темных зданий за мной следили какие-то таинственные, злые призраки.
— Вам когда-нибудь случалось охотиться на енотов? — спросил шофер.
— Нет. Иной раз хожу на уток, а иногда езжу в Южную Дакоту стрелять фазанов.
— Ясно, — протянул он, — Утки и фазаны мне тоже по душе. Но еноты совсем другое дело, их ни с чем не сравнишь.
И, помолчав немного, добавил:
— Хотя, наверно, каждому свое. Вам вот нравятся фазаны и утки, мне — еноты. А еще я знаю одного совсем древнего старикашку — так он возится со скунсами. И думает, что лучше животных на всем свете не сыщешь. Уж такую он с ними водит дружбу! Могу поклясться, что он с ними даже разговаривает. Пощелкает языком, поворкует что-то, и они уже тут как тут, взбираются к нему на колени, а он их ласково так поглаживает, точно кошек. А потом они еще и домой его проводят — так и бегут следом как собаки. Ей-богу, прямо глазам не веришь. Аж страшно становится, как он с ними хороводится. Он живет на холмах у реки — у него там Домишко, а округа кишмя кишит этими скунсами. Он пишет о них книгу. Сам видел, он мне ее показывал. А пишет он карандашом, в самом простом грошовом блокноте — такой грубой бумагой ребятишки в школе пользуются. Сидит себе, согнувшись над столом, и при свете старого фонаря строчит эту свою книгу огрызком карандаша, который то и дело приходится слюнить, чтобы писал пояснее. Но уверяю вас, мистер, ни черта у него не получается, одно правописание чего стоит — кошмар. А жаль. Знатная бы вышла книга.
— Так оно всегда и бывает, — заметил я.
Некоторое время он вел машину молча.
— Ваш дом, кажется, в следующем квартале? — спросил он.
Я ответил утвердительно.
Он затормозил перед домом, и я вылез из машины.
— Может, как-нибудь вечерком махнем вместе на охоту? — спросил он. — Так, часиков в шесть.
— Что ж, неплохо бы, — согласился я.
— Меня зовут Ларри Хиггинс. Найдете в телефонной книге. Звоните в любое время.
Я пообещал, что непременно позвоню.
— Глава 14
Поднявшись на свой этаж, я обнаружил, что вырезанный из ковра полукруглый лоскут лежит на месте. Лампочка под потолком светила еще слабее прежнего — если такое вообще возможно, — и я едва не вступил в этот полукруг, прежде чем заметил, что ковер починен. Ни о каких коврах я в тот момент не думал, без них хватало тем для размышлений.
Я остановился как вкопанный перед тем местом, где раньше был вырез, точно человек, подошедший вплотную к черте, за которой начинается опасная зона. И, что странно, вырез был заделан не новой ковровой тканью, а такой же старой, вытертой и грязной, как и весь остальной ковер.
Неужели, подумал я, сторож все-таки нашел в каком-нибудь углу тот самый лоскут, который был вырезан из ковра?
Чтобы получше разглядеть его, я опустился на колени — от разреза не осталось и следа. Словно эта дыра мне раньше просто померещилась. Я не увидел никаких швов — ничего, что свидетельствовало бы о том, что ковер сшивали.
Я провел рукой по тому месту, где недавно был полукруг, и моя рука нащупала самый обыкновенный ковер. Ковер, а не прикрывавшую капкан бумажную подделку. Я ощущал пальцами фактуру ткани, ее толщину и упругость — вне всякого сомнения, это была самая настоящая ковровая ткань.
И все-таки я ему не доверял. Однажды этот ковер уже чуть не подвел меня, и я отнюдь не собирался вторично попасться на эту удочку.
Так я и стоял там на коленях, а с потолка мне в затылок неслось тоненькое комариное пение электрической лампочки.
Я медленно встал, нашел ключ и, чтобы отпереть дверь, подался вперед всем телом, оставив ноги за пределами подозрительного участка ковра. Если б меня в тот момент кто-нибудь увидел, то наверняка решил бы, что я свихнулся: чтобы отпереть дверь, человек тянется к ней чуть ли не с середины коридора.
Замок щелкнул, дверь открылась, и я, благополучно перепрыгнув через вставленный кусок ковра, очутился в квартире.
Закрыв за собой дверь, я привалился к ней спиной и включил свет.
Вот она, моя квартира, которая, как всегда, преданно ждала меня, — символ безопасности и удобства, мой дом.
Но этой квартире, напомнил я себе, осталось пробыть моим домом меньше трех месяцев.
«А что потом? — спросил я себя, — Что будет потом? И не только со мной, а со всеми этими людьми? Что будет с городом?»
«Мы покупаем все» — стояло на карточке. Это звучало как реклама давнишнего старьевщика, который в свое время покупал все, что ему ни притащат, — бутылки, кости, всякую рвань. Только старьевщик был честным покупателем. Он покупал ради прибыли. А с какой целью покупали эти люди? Для чего, спрашивается, покупал Флетчер Этвуд? Ясно, что не ради прибыли, если он платил больше, чем того стоили, к примеру, магазин или дом, и потом не пользовался своей покупкой.
Я бросил пальто на стул. Туда же полетела и шляпа. Из ящика письменного стола я достал телефонную книгу и перелистал ее до фамилии «Этвуд». Этвудов там было пруд пруди, но ни одного из них не звали Флетчером. В книге не было ни одного Этвуда, имя которого хотя бы начиналось с буквы «Ф».
Я позвонил в справочную.
Девушка просмотрела списки абонентов и мелодично пропела:
— У нас такой не значится.
Я положил трубку и задумался.
Я был поставлен перед фактами, которые взывали к немедленным действиям, но с какого боку к этому подступиться? А если уж решил этим заняться, то что именно следует предпринять? И что вообще можно сделать, когда кто-то покупает город?
Но прежде всего — как все это рассказать, чтобы тебе поверили?
Я перебрал несколько человек, но не нашел ни одной подходящей кандидатуры. Взять, к примеру, Старика — ему бы я выложил все без остатка, хотя бы потому, что я на него работал. Но ведь за один только намек на то, что происходит, он запросто может меня уволить как последнего идиота и ничтожество.
Можно было обратиться к мэру, к шефу полиции или еще какому-нибудь блюстителю закона вроде прокурора округа или министра юстиции, но, если я шепну кому-нибудь из них хоть полслова, меня быстренько выставят за дверь как очередного сумасшедшего или упрячут за решетку.
Есть еще сенатор Роджер Хилл, вспомнил я. Вот кто меня может выслушать.
Я протянул было руку к трубке, но сразу же отдернул ее.
Что все-таки я скажу ему, когда меня соединят с Вашингтоном?
Я мысленно представил, как будет выглядеть мое сообщение: