Почти как люди
Шрифт:
Я осмотрел мебель, обшарил письменный стол. Поискал на кухне. Ключей нигде не было.
И, уже стоя на кухне, я наконец вспомнил, где их оставил. Теперь я знал точно, где они. Перед моим мысленным взором возникли приборный щиток, брелок с висящим на нем ключом от багажника и ключ зажигания, аккуратно вставленный в замок. Приехав сегодня к вечеру домой, я оставил их в машине. Да, вне всякого сомнения, я оставил их в машине, а такого со мной почти никогда не случалось.
Я направился к двери, но, сделав несколько шагов, остановился. Я вдруг со всей ясностью осознал,
Это было нелогично. Это было просто дико. Но я ничего не мог с собой поделать, Ничего. Не будь в машине ключей, я пошел бы не задумываясь. А то, что ключи были уже там, по какой-то непонятной, совершенно необъяснимой причине меняло все дело и внушало страх.
Ужас сковал и обезоружил меня. Я заметил, что у меня дрожат руки, но заметил только тогда, когда на них взглянул.
Часы показывали семь — Джой уже ждала меня. Она обидится и будет права.
«Ни минутой позже, — предупредила она. — Я уже успею как следует проголодаться».
Я подошел к письменному столу и протянул руку к телефону, но она замерла в воздухе, еще не коснувшись трубки. Мой мозг вдруг пронзила страшная мысль. А что, если телефон уже перестал быть телефоном? Что, если все предметы в этой комнате только кажутся тем, чем они должны быть? Что, если все они за последние несколько минут превратились в адские машины?
Опустив руку в карман, я вытащил пистолет и осторожно ткнул дулом в аппарат, но он не обернулся каким-нибудь неведомым живым существом. Передо мной был самый обыкновенный телефон.
Все еще сжимая в руке пистолет, я другой рукой поднял трубку, положил ее на стол и набрал номер.
И, уже поднеся трубку к уху, я спросил себя, что же мне все-таки ей сказать. Эта проблема разрешилась довольно просто: я назвал себя.
— Почему ты задерживаешься? — спросила она ласковее, чем обычно.
— Джой, у меня неприятности,
— Что там у тебя опять стряслось?
Это была уже насмешка! Неприятности у меня случались крайне редко.
— Я говорю серьезно, — сказал я. — Мне грозит опасность. Я не могу поехать с тобой в ресторан.
— Трусишка, — фыркнула она. — Я сама за тобой заеду.
— Джой! — вскричал я. — Погоди! Ради бога, выслушай меня. Держись от меня подальше. Поверь, я знаю, что делаю. Тебе нельзя со мной встречаться.
— В чем дело, Паркер? Какие неприятности?
Голос ее звучал еще спокойно, но я уже уловил в нем тревожные нотки.
— Не знаю! — в отчаянии воскликнул я. — Понимаешь, что-то происходит. Что-то опасное и непонятное. Ты мне не поверишь, если я расскажу тебе. И никто не поверит. Я займусь расследованием, но мне не хочется, чтобы в этом была замешана ты. Может быть, завтра я сам себе покажусь полнейшим болваном, но…
— Паркер, ты трезв?
— К величайшему сожалению, — ответил я.
— А ты здоров? Как ты себя чувствуешь сейчас?
— Прекрасно, — сказал я. — Только что-то скрывается в стенном шкафу, а в коридоре за дверью недавно стоял капкан. И еще я нашел коробку с куклами…
Я осекся, и мне захотелось вырвать себе язык. Черт меня дернул заговорить об этом. Ведь я не собирался ей ничего рассказывать.
— Никуда не уходи, — приказала сна. — Через минуту я буду у тебя.
— Джой! — крикнул я. — Джой, не делай этого!
Но телефон молчал.
Я в отчаянии бросил трубку, но тут же снова поднял ее и набрал номер Джой.
Безмозглый кретин, — проклинал я себя. Я обязан был как-то остановить ее.
В трубке раздались гудки. Они следовали бесконечной чередой, и в их звуке была какая-то пугающая пустота. Гудок за гудком, гудок за гудком — и никакого ответа.
Я ел себя поедом за то, что проговорился. Мне следовало притвориться мертвецки пьяным, неспособным выйти из дома; обидевшись, она бы наверняка бросила трубку — и тогда все было бы в порядке. Или, на худой конец, я должен был придумать какую-нибудь более или менее правдоподобную историю, но на это у меня не оставалось времени. Вдобавок от страха у меня в голове была полная каша. Я и сейчас еще был слишком испуган, чтобы как следует собраться с мыслями.
Положив трубку на рычаг, я схватил шляпу и бросился к двери. У самого порога я на секунду остановился и, обернувшись, окинул взглядом комнату. И теперь она показалась мне совсем чужой, словно я попал сюда чисто случайно и вижу ее впервые, и из всех углов мне слышался какой-то шелест, шепот и едва уловимый шорох.
Я распахнул дверь, вылетел в коридор и с топотом помчался вниз по лестнице. И даже на бегу меня мучила мысль: какая же часть этого едва уловимого скользящего шороха, наполнявшего комнату, существовала в действительности, а какая — в моем воображении?
Я миновал вестибюль, выскочил из дома и через секунду уже был на тротуаре.
Стоял теплый безветренный вечер, в воздухе тянуло дымком тлеющих листьев.
На улице послышалось какое-то постукивание — странный, быстрый ритмичный перестук, — и из-за угла дома, из аллеи, которая вела к стоянке, показался огромный пес. Он был в благодушном настроении, помахивал хвостом, и в его подпрыгивающей походке сквозила даже некоторая игривость. Размером он был с теленка, лохмат до бесформенности, и казалось, будто, он вынырнул прямо из осенних лучей сегодняшнего послеполуденного солнца.
— Здравствуй, песик, — сказал я, и он подбежал ко мне, со счастливым видом уселся у моих ног и в собачьем экстазе заколотил своим увесистым хвостом по асфальту.
Я протянул было руку, чтобы погладить его, но не успел — по улице с рокотом мчалась машина; она круто развернулась и остановилась как раз напротив нас.
Открылась дверца.
— Садись, — приказал голос Джой. — И поехали отсюда.
15
Мы ели при свечах, в каком-то ином мире, в одном из тех немыслимых старомодных ресторанчиков, которые, видно, пользовались особой симпатией Джой, — мы не поехали в тот новый, только что открывшийся ночной клуб на Панкрест Драйв. Вернее сказать, ела одна Джой. Я не проглотил ни кусочка.