Почти невероятные приключения в Артеке
Шрифт:
Русалка услышала их разговор и сказала доктору всех сказочных наук:
— Котик! Пусти их… Им это будет полезнее, чем взрослым.
Кот подумал и заметил:
Профессий тьма неисчислимая,И все — одна другой важней,Но лучшая из них — любимая,Она и может стать твоей.— Вот они и посмотрят, узнают и полюбят свою будущую профессию, — настаивала Русалка. — Сейчас столько стало всевозможных специальностей, что ты сам, Котик, не обходишься без справочников…
Учёный Кот мяукнул, свернул хвост колечком, и золотая цеп, загораживающая вход в пещеру, тотчас упала на землю.
Ребята, а за ними и Арчик, устремились вперёд.
— Стойте! — вдруг зло воскликнула Русалка, гибко выгнулась от возмущения, и глаза её сверкнули гневом. — От кого из вас несёт чесноком?
— От… от. Меня… — признался оторопелый Гошка.
— Марш отсюда, негодный! Я не выношу чеснока ни в каких дозах, запах его опасен для меня…
— Ну ладно, сник Гошка, отходя назад. — Идите, ребята, вы, а потом расскажете мне…
— Нет-нет, Килограммчик, — запротестовал Джон. Или все, или никто! О’кей?
— Я без тебя тоже не пойду, — сказал Мокей.
— А я, как все, — решил Арчик и спросил Русалку: — Скажите, пожалуйста, а в другой раз можно?
— Так и быть, можно, — разрешила Русалка. — Но чтоб духу чесночного тут не было! Вы поняли меня?
Не успели они отойти и на несколько шагов, как и дуб, и Кот Учёный, и Русалка — всё исчезло!
— Надо спешить, — забеспокоился Арчик. — До конча Абсолюта осталось пять минут. — Это сигнал…
— Ой-ёй-ёй — отчаялся Гошка. — Мы же так далеко забрались…
Но тут Арчик потёр свой Волшебный Уголёк, и они очутились у самого корпуса дружины «Алмазной».
Ребята попрощались с Арчиком и вдоль стены стали пробираться к входу. Медвежонок придержал Килограммчика лапой и, протягивая ему Волшебный Уголёк, сказал:
— Возьми на память о нашем знакомстве… Ты чем-то похож на меня… Ты мне понравился.
— Спасибо тебе, Арчик!
— Только учти: этим угольком можно пользоваться при условии, что ты никому не причинишь вреда; иначе сам же попадёшь в беду. Ясно?
— Ясно, Арчик. Будь спок! — Гошка чмокнул растроганного медвежонка в нос и заторопился в корпус, спрятав Волшебный Уголёк в карман.
В последующие несколько дней сучки как-то присмирели и почти ничем не отличались от других, даже ходили на физзарядку и убирали свои постели. То ли они устали отличаться от других, то ли творческая мысль потускнела — не знаю. Скорее всего последнее, потому что, когда объявили подготовку к всеобщему карнавальному шествию, на котором особое жюри будет присуждать премии, сучки долго размышляли, но так ничего толкового и не придумали.
А вот Пётр нашёлся: он предложил всем четверым одеться мушкетёрами!..
— О’кей, — кивнул Джон, но Гошка и Мокей, недавно отделанные казачком под орех, хором заявили:
— Мура!
— Как хотите, — пожал плечами Пётр и решил: — Тогда я оденусь капитаном дальнего плавания! — и ушёл.
Сучки, огорчённо переглянулись, но решения не переменили.
— О’кей! — сказал Джон. — Нам надо придумать что-то своё.
— Верно, — поддержал Мокей. — Не будем принимать участия в карнавале совсем.
— Здорово! — восхитился Гошка.
— О’кей… нехотя присоединился к ним Джон.
И вот день карнавального шествия настал!
Дружина «Алмазная» единодушно предложила Петру возглавить их колонну — так срамив был его капитанский костюм с золотыми петлями на шевронах и с кортиком на боку.
Под мелодию «Капитан, капитан, улыбнитесь…» дружина вышла на главную прямую. Сотни биноклей и тысячи глаз были направлены на них, особенно на Петра.
И вдруг, когда они поравнялись с ложей, где расположилось жюри, а Пётр взял под козырёк и равнение направо, отдавая дань уважения жюри, гостям и командованию, костюм на нём… исчез! Совсем! Остались только трусы и туфли.
Пётр, не сразу ощутив эту ужасную перемену, сделал ещё несколько чётких шагов с рукой, приложено к «пустой» — то есть непокрытой — голове.
Сперва сгустилась всеобщая тишина, какая бывает только во время Абсолюта, а потом тысячи зрителей грохнули дружным хохотом!
Кто-то решил, что всё так и было задумано; кто-то подумал, что над зрителями решили подшутить (а такого никто не любит!), и смеялись теперь, я бы сказал, осуждающе, насмешливо.
Ребята из «Алмазной», их начальник Яков Германович и старшая пионервожатая Оля сбились с шага, и вся дружина оказалась в таком же дурацком положении, как и Пётр. Конечно, они мужественно прошли положенную дистанцию и даже заслужили аплодисменты и высокие оценки жюри за некоторые удачные костюмы; Петру удалось быстро укрыться от насмешек зрителей, но, согласитесь, кто-то нанёс дружине «Алмазной» сильный и, как говорят спортсмены, запрещённый удар…
Долго бы ещё подшучивали над «Алмазной, если б не приключилось ещё одно происшествие, на этот раз более серьёзное: пропал Гошка! Вечером того же, карнавального дня…
Искали его везде, где только можно и нельзя; спасатели обыскали всё побережье, водолазы бродили по морскому дну. Милиция в Гурзуфе и в Ялте была поднята на ноги. Наконец, объявили по телевидению. Но даже после этого Гошка не нашёлся. Тогда телеграммой вызвали его отца.
Папа не хотел пугать Маму, сказал её, что решил просто проведать сына, и прилетел немедленно. И случилось так, что через день или два в Артек прибыл и Тюля-Люля.
Секретарь начальника Артека закончила разговор с дежурной гостиницы „Кипарисная“, как вдруг услышала тонкий, чуть с хрипотцой голосок:
— Здравствуйте, Элеонора Петровна…
— Здравствуйте, — ответила секретарша, ища глазами посетителя. Наконец увидела попугайчика и улыбнулась: — Здравствуй. А ты кто?
— Меня зовут Тюля-Люля. Я ищу своего друга Килограммчика.
— Я не знаю такого.
— Ты не птица! — стал нервничать Тюля-Люля. — Его знает весь наш двор, и даже Сиамский Бродяга боится его! Стр-ра-тегия, брат. Чихать в промокашку!