Почтовый ящик
Шрифт:
Андрей Прокофьевич велел Тане на хулу внимания не обращать, а если родственников хвалили, то говорить: «Спасибо, мне очень приятно», и больше ничего. «А то брякнешь лишнего, потом разбирайся», – добавлял отец.
Но после того, что произошло, все отцовские указания забылись мгновенно. Пришла после обеденного перерыва Ириша, молодая сравнительно дама, под тридцать. Незамужняя и без детей, к тому же простенькая, так что Таня считала себя неизмеримо выше нее. Уселась за соседний стол и стала демонстративно смотреть, пялиться на Таню, положив голову на ладонь, а далеко отставленный локоть уперев в стол. Чтобы так сесть, Ирише пришлось
– Ты что, Ириша? – спросила Таня.
– Да вот, смотрю на тебя, Татьяна, и думаю, как он этакую кралю на такую свинку променял?
Таня испугалась, что всплыла история с тем парнем, с Андреем.
– Я что, похожа на свинью?
– И вправду, не знает! Ты разуй глаза-то! Твой Сергунчик-попрыгунчик адюльтер завел. Я-то думала, ты знаешь. Хотела просто последние новости сообщить, что опять их в обед вместе видела. Главное, было бы на что польститься, я же говорю: свинка, против тебя – тьфу, – наслаждалась Ириша.
Для Татьяны это было ошеломляющее сообщение. Все мысли о тайной любви вертелись у нее только вокруг ее давнишнего приключения. Мысли эти обволакивали реально произошедшие события, как паутиной, вились, перепутывались. Перевирался и смягчался тот обыкновенный и пошлый эпизод, создавался мягкий кокон таинственности, романтичности, отсутствия вины перед мужем… Андрей по-прежнему работал на предприятии, был такой же поджарый, но за эти годы поблек, совсем утратил былую привлекательность. У него стало бледное, немного отечное лицо, уходящая от носа внутрь беззубого рта верхняя губа. Говорили, что он пьет. Когда он случайно сталкивался с Таней, то здоровался довольно спокойно. Таня ему отвечала. Подумаешь, что-то когда-то было, да и то все равно, что не с ним, с этим поблекшим мужиком, а с другим, замечательным, прекрасным юношей…
А тут, здравствуйте, как обухом по голове. Нужно сначала убедиться, решила Таня. На следующий день Таня выскочила из проходной пораньше, перед обеденным перерывом, и, используя навыки, полученные при охоте за Андреем, стала подкарауливать Сережу. Вот он вышел и направился к лесочку невдалеке от проходной. Через пять минут показалась и она, разлучница, и поспешила в ту же сторону. Татьяна нарочно вышла из засады и пошла ей навстречу. Та увидела Таню, смутилась, сбросила шаг, заметалась, завертелась на месте, как колобок на блюдце. Потом, видать, опомнилась и пошла, не торопясь, куда шла, на свидание с ее мужем.
Других доказательств Тане не нужно было, и так все ясно! Надо что-то делать! Надо спасать семью! Правду мать говорила как-то, что Сережа гуляет. Таня ей тогда ответила строго, что этого не может быть. Видишь, может, оказывается. О, чуткое материнское сердце!
Что же предпринять? По своей привычке перекладывать любое дело на других Таня решила вынести Сережино поведение на суд общественности. Именно в таких формулировках вертелись в Таниной голове мысли о своих дальнейших действиях. Пусть коллектив поможет навести порядок, точнее, призовет ее мужа к порядку. Но как? Написать или поговорить с кем-нибудь? Писать в партком про неверного мужа? Над этим все смеются, да и парткомов уже нет. Именно поговорить. Не на собрании, конечно. Над этим тоже все смеются. В коллективе всегда есть люди, которые создают моральный климат. Что они говорят или делают, то и хорошо. Вот таких и нужно привлечь. Почему-то всплыл в памяти Зарезов. Ну, нет.
Пригласив Мишу и Валентину Михайловну встретиться завтра перед работой, Таня в этот вечер удержалась и ничего не сказала Сереже о своем открытии. Сережа подумал, что пронесло, что Галочка напрасно испугалась. Даже почувствовал благодарность к жене за то, что она ничего не знает.
На следующий день Таня потащила Сережу на работу на пятнадцать минут раньше. В лесочке у проходной они встретились с Валентиной Михайловной и Мишей. Все сказали: «Доброе утро!», и приглашенные стали смотреть на Таню, зачем она их позвала. Таня начала:
– Я попросила вас прийти, потому что узнала… узнала, что… Я думала, что мой муж ходит на работу работать. А он завел шашни! Поэтому, я прошу вас, чтобы вы высказали свое отношение к этому…поступку.
Сережа от неожиданности раскрыл рот, Валентина Михайловна покраснела и стала смотреть в землю, ничего не говоря. Миша смотрел на Таню и думал, что бы такое сказать. Таня почувствовала, что коллектив еще не созрел для осуждения Сережи, поэтому продолжила.
– Я знаю, кто предмет. Это – ваша Галочка, как вы ее все называете. Она замужняя женщина, у нее дети. Она член профкома. Какое она имеет право!
Сережа испытал жгучий стыд за жену перед Валентиной Михайловной и Мишей. Какой позор! От неожиданности, от смущения Сережа, что называется, потерял лицо и понес ахинею.
– Таня, ты ошибаешься. Мы с Галей связаны по работе. Потом, у меня в лаборатории много нуждающихся в санаторно-курортном лечении, а Галя имеет вес в профкоме и может помочь. Вот, например, Валентине Михайловне нужна путевка в Кисловодск. Правда, Валентина Михайловна?…
Вот так-то вот… Струсил Сережа, отказался от своей Галочки, стоя перед судьями в лесочке у проходной, как апостол Петр отказался от Христа в Гефсиманском саду. Всю жизнь потом стыдился Сережа своего малодушия…
Валентина Михайловна молчала, и Сережа тоже замолчал. Заговорил Миша.
– Тань, мы-то с Валей тут причем?
– Вы – коллектив, и можете высказать свое мнение, – ответила Таня.
– Но дело-то не коллективное, скорее семейное, – продолжал мягко уходить в сторону Миша.
– Я пригласила не весь коллектив, а только двух человек, которых уважаю, – попыталась наладить контакт Таня.
– Нет разницы, двоих или десятерых, – сказал Миша.
– Нет, так не годится. Перед вами морально разлагается человек, а вы не хотите его спасти? Вы что, боитесь, потому что Сергей – ваш начальник? – Таня призвала Мишу проявить гражданскую позицию.
– Вот что, – сказал Миша, отзываясь на Танин призыв быть твердым. – Шашни там у вас или не шашни, любовь у вас или профсоюзная работа, мы не знаем и знать не хотим. Ты как будто родителей вызвала в школу. А это не повод устраивать родительское собрание. Сама разбирайся со своим двоечником. Пошли, Валя.
Миша взял под руку Валентину Михайловну и повел к проходной. Танина затея не удалась. Она ошиблась в этих людях. Думала, что они принципиальные, ответственные, а они то ли трусы, то ли подхалимы.