Под алыми небесами
Шрифт:
В часовне за «Каса Альпина» внутри колокольни имелась лестница. С нее через ставни мальчики могли видеть верхний этаж дома приходского священника в пятнадцати метрах ниже Камподольчино, а в особенности одно из окон. Если немцы патрулировали Шплюген, занавеси были опущены. Если же они были подняты в течение дня или вечером в окне горела лампа, то беженцев можно было безопасно вывозить на гору Мотта в телегах под кипами сена.
Когда стало ясно, что Пино не в состоянии выводить всех евреев, сбитых летчиков или политических беженцев, которые приходили в «Каса Альпина» в поисках пути к свободе, он начал тренировать других
Сильных снегопадов не было до середины декабря 1943 года. Но потом наступили холода, и начались обильные и частые снегопады. Перистый порошкообразный снег скапливался в желобах и чашах верхней части Гропперы, что угрожало сходом лавин, а потому вскоре предпочтительный северный маршрут в Валь-ди-Леи и на перевал Эмет в Швейцарию стали недоступны.
Поскольку большинство беженцев никогда прежде не сталкивались с холодами и высокими снегами и не имели ни малейшего представления об альпинизме, отцу Ре пришлось идти на риск и отправлять Пино, Миммо и других проводников легким южным маршрутом через Пассо-Анджелога. Они стали брать с собой лыжи с камусами, чтобы облегчить обратный путь и быстрее возвращаться.
Братья уехали из «Каса Альпина» в третью неделю декабря – к родителям в Рапалло, чтобы отпраздновать Рождество и поговорить о том, кончится ли когда-нибудь война. Прежде Лелла рассчитывали, что союзники к этому времени освободят Италию. Но так называемая линия Густава, состоящая из огневых сооружений, танковых эскарпов и других укреплений, сдерживала наступление союзников от Монте-Кассино на западе до Адриатического моря на востоке.
Продвижение союзников застопорилось.
Поезд, которым Пино и Миммо возвращались в Альпы, проходил через Милан. Некоторые районы города они почти не могли узнать. Пино всей душой стремился в «Каса Альпина» – хотел провести зиму в Альпах.
Они с Миммо любили кататься на лыжах, а к этому времени стали опытными лыжниками. С помощью камусов они поднимались на склоны над школой и съезжали по свежему глубокому снегу, который выпал за время их короткого отсутствия. Они оба любили скорость и получали удовольствие от скоростного спуска, но для Пино это было не только приключение. Спуск по склону создавал ощущение, полета. На лыжах Пино чувствовал себя птицей. Это грело душу. Дарило ему такое чувство свободы, как не дарило ничто иное.
Пино засыпал усталый, с ноющими мышцами и счастливый, а еще – полный желания повторить все это на следующий день.
Альберто Аскари и его подружка Титьяна решили встретить Новый год в гостинице Конте в Мадезимо. Во время праздничной недели число беженцев уменьшилось, и отец Ре отпустил Пино на вечеринку.
Довольный Пино смазал горные ботинки, надел лучшую одежду и пошел в Мадезимо под падающим снежком, благодаря которому все казалось волшебным и новым. Аскари и Титьяна заканчивали украшать зал, когда появился Пино. Некоторое время он провел с Конте, которые все еще оплакивали сына, а потому ухватились за его предложение, дававшее возможность отвлечься от горя.
Ах, что это была за вечеринка! Число девушек в два раза превышало число молодых людей, и все танцы на вечер у Пино были расписаны. Еду предлагали замечательную: ветчину, ньокки [10] и поленту со свежим сыром монтазио,
Позднее тем вечером Пино, танцуя медленный танец с Фредерикой, осознал, что он ни разу не вспомнил об Анне. Он спрашивал себя: закончится ли вечеринка идеальным образом – поцелуем Фредерики, когда открылись двери гостиницы. Вошли четыре человека со старыми ружьями и дробовиками. На них была потрепанная одежда и грязные красные шарфы на шеях. Их запавшие щеки покраснели от мороза, ввалившиеся глаза навели Пино на мысль о диких собаках, которых он видел после начала бомбардировок, собаках, которые набрасывались на любые отбросы.
10
Ньокки – итальянские клецки.
– Мы партизаны, мы сражаемся, чтобы освободить Италию от немцев, – сообщил один из них и облизнул левый уголок рта. – Чтобы продолжить борьбу, нам необходимы пожертвования.
Этот человек был выше других, он стащил с головы вязаную шерстяную шапочку и помахал участникам вечеринки.
Никто не шелохнулся.
– Вы мерзавцы! – взревел синьор Конте. – Вы убили моего сына!
Он бросился на главаря, который ударом приклада своего ружья свалил его на пол.
– Мы ничего такого не делали, – сказал он.
– Твоя вина, Тито, – сказал с пола Конте, у которого шла кровь из раны на голове. – Ты или один из твоих людей оставил гранату. Мой сын подобрал ее, думал, это игрушка. Он умер. Другой мальчик потерял зрение. Еще один – руку.
– Я тебе говорю, – сказал Тито, – мы ничего об этом не знаем. Пожертвования, per favore [11] .
Он поднял ружье и пустил пулю в потолок, после чего мужчины начали выворачивать карманы, а девушки открывать сумочки.
Пино вытащил из кармана банкноту в десять лир и протянул ее незваным гостям.
11
Будьте добры (ит.).
Тито выхватил деньги, потом оглядел Пино с ног до головы.
– Хорошая одежда, – сказал он. – Выворачивай карманы.
Пино не шелохнулся.
Тито сказал:
– Делай, что тебе говорят, или мы разденем тебя догола.
Пино хотелось ударить его, но он покорился – вынул из кармана кожаный, с магнитом, зажим для денег, изготовленный в мастерской его дяди, вытащил оттуда пачку лир и протянул Тито.
Тито присвистнул и выхватил деньги. Потом подошел поближе и вперился в Пино взглядом, излучая угрозу не менее сильную, чем дурной запах, исходящий от его тела и дыхания.
– Я тебя знаю, – сказал он.
– Нет, не знаешь.
– Знаю, – повторил Тито, подходя вплотную к Пино. – Я видел тебя в бинокль. Ты перебирался через Пассо-Анджелога и Эмет, и с тобой были какие-то неизвестные.
Пино ничего не сказал.
Тито улыбнулся, облизнул уголок рта:
– Немцы много дадут, чтобы познакомиться с тобой.
– Я думал, вы сражаетесь с немцами, – сказал Пино. – Или это только предлог, чтобы грабить людей?
Тито ударил Пино прикладом в живот, сбил его с ног.