Под алыми небесами
Шрифт:
Она беременна? Пино почувствовал, как огромная тяжесть легла на его плечи. Боже мой! Ребенок? Что, если?..
– Вы должны заставить себя ради вашего ребенка, – сказала синьора Д’Анджело синьоре Наполитано. – Вам нельзя возвращаться. Вы знаете, к чему это может привести.
– Пино, – прошептал его брат после долгой паузы, – я могу отвести ее назад, пусть она попривыкнет к высоте.
Пино хотел было уже согласиться, но тут синьора Наполитано сказала:
– Я пойду дальше.
Но что случится, если высота добьет ее и ребенка?..
Пино
Повторяя это себе, Пино взял вторую веревку у Миммо и, обвязав синьору Наполитано под мышками, забрался на гребень. Миммо страховал ее сзади, а Пино тащил, подтягивал скрипачку на гребень. Задача была нелегкой, но еще усложнялась тем, что она держала в руках скрипку и не соглашалась отдать ее Миммо.
– Вам придется оставить скрипку, – сказал Пино, опустив синьору Наполитано обратно.
– Ни за что, – сказала он. – Моя скрипка всегда остается со мной.
– Тогда давайте я понесу ее. Освобожу место у себя в рюкзаке и верну вам ее, когда мы доберемся до границы.
В лунном свете он видел, как синьора Наполитано мучительно обдумывает его предложение.
– Вам при восхождении нужны свободные руки, – сказал он. – Если вы держите в руках скрипку, то ставите под угрозу жизнь вашего ребенка.
Она подумала еще немного, протянула ему скрипку и сказала:
– Это Страдивари. Все, что у меня осталось.
– Я буду беречь ее, как это сделал бы мой отец, – сказал Пино, пристегивая футляр скрипки клапаном рюкзака.
Пино быстро поднял наверх детей Д’Анджело – они воспринимали происходящее как необыкновенное приключение, – потом их родителей, которые поддерживали у детей это заблуждение. Как и почти со всеми беженцами, Пино повел всех в связке: следом за ним синьора Наполитано, затем синьора Д’Анджело, дети, синьор Д’Анджело, замыкал связку Миммо.
Они уже собирались начать двигаться, когда мальчик затеял перебранку со своей сестренкой.
– Прекратите! – резко прошептал Пино.
– Нас здесь никто не услышит, – сказал Антони.
– Нас услышит гора, – твердо сказал Пино, – и если будете кричать слишком громко, она проснется и начнет ворочаться под своими одеялами, обрушит лавины снега, которые накроют всех нас.
– А гора – монстр? – спросил Антони.
– Вроде дракона, – ответил Пино. – Поэтому мы не должны шуметь – мы ведь поднимаемся по его чешуйчатому хребту.
– А где его голова? – спросила Юдифь.
– Над нами, – ответил Миммо. – В тучах.
Этим дети, казалось, удовольствовались, и все двинулись дальше. Если в прошлый раз на этот трудный маршрут у Пино ушел час, то теперь они затратили почти два. До расщелины добрались в четыре тридцать. Пино видел почти вертикальную стену, уходящую вниз, но для восхождения ему требовалось больше света.
Он налил воду в карбидную лампу и плотно завинтил крышку, чтобы
– Боже мой, – застонала синьора Наполитано. – Боже мой.
Он положил руку ей на плечо:
– Все не так плохо, как кажется.
– Все гораздо хуже, чем кажется.
– Нет. В сентябре, когда скала была голая, приходилось хуже, а теперь вы видите лед по обеим сторонам. Лед сузил расщелину, она стала более проходимой.
Пино посмотрел на брата.
– На это уйдет некоторое время, но я прорублю ступени. Заставляй их здесь двигаться, чтобы не замерзли, пока не услышишь моего свистка – это будет означать, что я спускаю ледорубы. Тогда обвяжешь синьора Д’Анджело и отправишь ко мне. Мне здесь понадобится его сила. Ты поднимешься последним.
На сей раз Миммо не стал возражать против того, что он последний. Пино высвободился из связки, сбросил рюкзак и нацепил кошки. Надев на себя веревочную бухту Миммо, как патронташ, он взял свой ледоруб и ледоруб Миммо и помолился, прежде чем начать восхождение. Пино прижался спиной к горе, напоминая себе, что нельзя смотреть вниз; он всадил шипы кошек в лед, подтянулся наверх и принялся вонзать острие ледоруба в лед.
Отвоевывая каждые полметра, Пино останавливался и аккуратно вырубал плоские ступеньки для других. Работа шла безумно медленно, и чем выше он поднимался, тем яснее видел зажигающиеся один за другим огни в Камподольчино. Он знал, что с биноклем вполне можно засечь карбидную лампу в этой ледяной расщелине, но понимал, что выбора у него нет.
Сорок минут спустя Пино, мокрый от пота, добрался до площадки в виде балкона. Он держал лампу включенной достаточно долго, чтобы закрепить карабин на крюке, который вбил в скалу, когда приходил сюда в прошлый раз, и просунуть в него конец веревки, а потом испытать его на прочность своим весом. Крюк надежно держал его.
Пино привязал ледорубы и свои кошки к веревке, свистнул и спустил их по расщелине. Несколько минут спустя он услышал свист брата и принялся выбирать слабину веревки. Через пятнадцать минут на балконе появился синьор Д’Анджело. Вместе они быстро подняли его сына, дочь и жену.
Пино услышал испуганные стоны синьоры Наполитано еще до того, как она вошла в ледяную щель. Он опустил ей шахтерскую лампу. Дополнительный свет, казалось, только усилил ужас беременной женщины. Ее всю трясло. Она взяла ледорубы, надела кошки и вошла в расщелину.
– Сначала правую руку, – сказал Миммо. – Хорошенько вонзайте ледоруб там, где Пино выровнял стенки.
Синьора Наполитано последовала его совету, но вполсилы, и ледоруб выскользнул изо льда, прежде чем она успела перенести на него свой вес.