Под британским флагом
Шрифт:
Действительно, если в Гибралтаре выяснится, что все именно так, как он утверждает, то корабль отпустят, а мне сделают втык и, может быть, удержат пару сотен фунтов в счет компенсации этому жуку. Если все-таки не отпустят, а сочтут призом и выплатят всем вознаграждение, а потом выяснится, что поступили неправильно, придется возвращать призовые, причем меня заставят компенсировать еще и все дополнительные расходы. Сумма может оказаться значительной. Поэтому я и решил лично досмотреть корабль.
Экипаж «Сокола» даже не помышлял о сопротивлении. Мои морские пехотинцы, примкнув штыки, оттеснили на бак двенадцать человек, а тринадцатый, подшкипер, француз лет двадцати двух, проводил меня в каюту шкипера — низкое полутемное помещение, свет в которое попадал через деревянную решетку, закрывавшую
Выйдя из каюты, я приказал подшкиперу:
— Открыть трюм!
— Сеньор, вы не имеете права делать это! Мы под нейтральным флагом! — попытался он пускать пузыри.
— Если через десять минут трюм не будет открыт, ты случайно упадешь за борт, и никто не сможет тебе помочь, — мило улыбнувшись, произнес я.
В трюме сверху были бочки с оливковым маслом. Груз не тяжелый, поэтому непонятным для меня оставалось, почему корабль сидит так глубоко. Вполне возможно, что это ошибка кораблестроителей. Бывают корабли с родовыми дефектами. Встречал я судно в двадцатом веке, у которого с постройки был крен четыре градуса на левый борт. Приходилось ровнять при погрузке или с помощью балласта.
— Выгружаем на палубу верхние бочки, — приказал я подшкиперу.
Больше он не бухтел. Видимо, плавать не умеет.
Матросы, вооружив грузовую стрелу, достали из трюма четыре бочки с оливковым маслом. Под ними был еще один ярус бочек. Когда выдернули одну из нижнего яруса, увидели, что стояла она на чугунных стволах пушек калибром двенадцать фунтов, уложенных впритык друг к другу. Под ними проглядывали пушечные стволы большего калибра.
— Одну бочку погрузите на катер, а остальные ставьте на место, — приказал я матросам «Сокола».
Наш кок готовит прекрасные салаты с оливковым маслом.
— Спускайся на катер и захвати с собой боцмана, — предложил я подшкиперу, который растерял запал и начал улыбаться льстиво.
— Разрешите взять свои вещи, сеньор? — жалостливо попросил он.
— Бери, — согласился я.
Обратной ходкой катер привез на «Сокол» призовую партию под командованием мичмана Хьюго Этоу. Судя по счастливой улыбке, юноша уже подсчитал свою долю призовых.
35
Говорят, что бронзовый пушечный ствол выдерживает три тысячи выстрелов. Потом надо переплавлять. На счет чугунных мнения расходятся. Одни говорят, что они в два раза хуже бронзовых, другие — что в три раза. Скорее всего, у каждого ствола свой запас прочности. Некоторые взрываются сразу после того, как пройдут испытания. Уже лет сто ни разу не слышал, чтобы хоть одна пушка разлетелось во время проверки. Видимо, уважают труд своих создателей и обеспечивают им достойную, но не заслуженную оплату, поэтому взрываются только после испытаний. К износу надо добавить повреждения, наносимые врагом во время боя. В итоге на каждом корабле, особенно на находящемся вдали от родных берегов, как Средиземноморский флот, некомплект пушек. Обычно заменяют на меньший калибр и ставят крайними в носу или корме. Почему-то считается, что эти пушки попадают в цель реже. На захваченном нами «Соколе» пушечные стволы были калибром от двенадцати фунтов — главный калибр на фрегатах — до тридцати шести фунтов — на гондек кораблей первых трех рангов. Часть их, после проверки и испытания, были вновь погружены на люггер для доставки на корабли Средиземноморского
Торгов не было, поэтому сумму призовых узнали быстро, еще до того, как нам начали грузить пушечные стволы. Она составляла двенадцать тысяч шестьсот пятьдесят два фунта девять шиллингов и семь пенсов. Раньше сумму призовых округляли до сотни. Такая точность была, как понимаю, обусловлена оливковым маслом, ушедшим налево. Я договорился с агентом, чтобы в Лондоне на деньги от этого и предыдущих призов купили облигации государственного займа, которые приносили восемь процентов годовых. Побуду рантье, пока не надоест служить на военном флоте. Посоветовал это же сделать и своим офицерам и унтер-офицерам. Как ни странно, послушались, даже мичман Роберт Эшли, от которого ожидал более легкомысленного отношения к деньгам. Впрочем, он уже обзавелся новым мундиром, шапкой треуголкой, гессенскими сапогами и шпагой на вышитой золотыми нитками перевязи, а также полудюжиной шелковых рубашек и дюжиной чулок из белого шелка. Этот материал опять в почете у военных моряков, потому что большую часть ранений получают от щепок, разлетающихся после попадания ядра в корпус корабля. Благодаря шелку, щепки удаляются легче и не остаются мелкие частички в ранах. Я, кстати, тоже прикупил шелкового белья.
Пока подсчитывали призовые, можно было бы смотаться еще раз на охоту, но я не спешил. Служба должна быть в радость, а на берегу было с кем эту радость поиметь. Экипаж люггера знал о моей связи с женой интенданта и помалкивал. Они ведь тоже проводили время в порту довольно таки весело, судя по интересным изменениям внешности к утру у многих. У меня складывалось впечатление, что в Гибралтаре на мой экипаж выделяется определенное количество синяков, которое по очереди носят не только матросы, но и унтер-офицеры. Даже мичман Хьюго Этоу где-то разжился синяком, причем не, как все, под левым глазом, а под правым. Наверное, на левшу нарвался. Где — помалкивал. Значит, не обошлось без женщины.
Средиземноморский флот мы нашли на рейде корсиканского порта Сен-Флоран. Так понимаю, находясь здесь, есть шанс выманить французский флот из Тулона и наконец-то победить его. Правда, у врага не было желания проигрывать, а выигрывать не было сил, поэтому сражение откладывалось на неопределенное время. Судя по интенсивному движению малых плавсредств между берегом и кораблями, английские моряки поднимали экономику Корсики, щедро тратя деньги.
Я никогда не был на Корсике, но много раз проходил мимо острова, порой на очень близком расстоянии. Запомнился вечерний перезвон колоколов в деревнях, расположенных на склонах гор. Как-то в проливе Бонифация смотрел по телевизору местные новости. Рассказывали о русском олигархе, у которого большое поместье на острове. Олигарх оказался любителей фейерверков. На свой день рождения устроил такую иллюминацию, что с базы НАТО, которая находилась в нескольких километрах, подняли по тревоге самолеты и вертолеты, решив, что началось. Они, видимо, уверены, что третья мировая начнется с победного салюта русских и им же закончится, но второй посмотрят не все, поэтому торопились на первый.
Адмирал Уильям Хотэм принял меня, лежа на кровати. Судя по отекшему лицу, слезящимся глазам и красному, сопливому носу, у него была аллергия. Видимо, корабельный хирург считал, что у пациента простуда, поэтому адмирал парился под толстым ватным одеялом бордового цвета. На полу рядом с кроватью стоял оловянный тазик, в котором замачивалось полотенце. Слуга достал его, выкрутил и заботливо положил на лоб своему командиру.
— Почту привез? — спросил Уильям Хотэм таким тоном, будто ему каждый день привозят пачки писем, на которые надо отвечать, что чертовски раздражает.