Под британским флагом
Шрифт:
Мне не положено было принимать участие в операции, поэтому десант с фрегата «Фурия» возглавил первый лейтенант Хьюго Этоу. Вторым баркасом командовал капитан морских пехотинцев Томас Хигс. Я видел, как они высадились на берег и пошли вместе с солдатами и матросами с других кораблей в сторону башне. Вскоре там послышалась стрельба из мушкетов и загрохотали пушки. Возле башни набухли облака черного, порохового дыма, который быстро рассеивался. Бой длился от силы полчаса, пороховой дым исчез, но верхушки мачт начало заволакивать более светлым. Я подумал, что французские линейные корабли подожгли англичане вопреки приказу, когда увидел наши баркасы, стремительно выплывающие из устья Роны. При взрыве крюйт-камеры на линейном корабле горящие обломки разлетаются на несколько кабельтовых.
— Французы
Жаль! Два французских линкора тянули тысяч на сто двадцать фунтов стерлингов. Даже если раскидать эту сумму на все корабли Средиземноморского флота, собравшиеся здесь, мне бы, как капитану, обломилось немало.
107
Четвертого октября тысяча восемьсот девятого года премьер-министром Соединенного королевства Великобритании и Ирландии, как уже восьмой год именуют себя обитатели двух больших островов и нескольких поменьше, стал Спенсер Персиваль, второй сын ирландского графа Эгмонта. Мне это имя ни о чем не говорило и ничего не значило до момента прихода Средиземноморского флота в конце ноября в Гибралтар. Я собирался на берег в гости к Дороти Деладжой, матери троих детей, как подозреваю, от трех отцов, когда посыльный с флагманского корабля привез мне пакет из Адмиралтейства и письма, в том числе одно от адмирала Джона Джервиса, который уже два года как в отставке. В пакете был приказ отбыть на фрегате «Фурия» на Ямайку, где принять под командование линейный семидесятичетырехпушечный корабль третьего ранга «Твердый» и возглавить охрану тамошних вод от французских корсаров. Из письма отставного адмирала я узнал, что у него очень хорошие отношения с нынешним премьер-министром, что никогда не забывает свои обещания, что поздравляет меня с назначением на «Твердый». Вспомнив, сколько матов я высказал в адрес Джона Джервиса по возвращению из Франции, когда не получил обещанное, я написал ему длинное письмо, три четверти которого составляли слова благодарности. Потратив неделю на пополнение запасов на «Фурию» и восстановление здоровья в объятьях Дороти Деладжой, снялся в рейс на Ямайку. Среди членов экипажа был аттестованный мичман Джон Хедгер, сдавший экзамен на лейтенанта с первой попытки, потому что его имя в списке было отмечено галочкой. После того, как я приму под командование линкор «Твердый», Хьюго Этоу станет временно исполняющим обязанности капитана «Фурии», место первого лейтенанта займет Роберт Эшли, а вторым лейтенантом станет Джон Хедгер. Молодой человек расхаживает по фрегату с таким важным видом, что у меня постоянно возникает вопрос: «А не он ли капитан?!»
Переход был спокойный. У Южной Америки встретили караван английских купцов из Бразилии в сопровождении трех фрегатов, обменялись приветствиями — холостыми выстрелами — и расстались. Караван шел слишком медленно, и я не захотел терять время на пустую болтовню с коллегами. В Карибское море зашли сразу после урагана. По поверхности моря плавало много сломанных деревьев, веток, досок, пучков тростника, видимо, сорванных с крыш. Неподалеку от Кюрасао заметили двухмачтовую марсельную шхуну, скорее всего, голландскую, которая сразу изменила курс, пошла очень остро к ветру, быстро оторвавшись от нас.
Ямайка заметно «полысела». Большая часть острова теперь покрыта не джунглями, а зарослями сахарного тростника. Теперь этот остров — один из основных в мире поставщиков сахара, патоки и рома. Бывшая пиратская столица Порт-Ройал ушла под воду в тысяча шестьсот девяносто втором году. Ее пытались восстановить, но два сильных пожара добили город. Порт-Ройал теперь сравнивали с библейскими Содомом и Гоморрой. На противоположном, северном берегу залива появилась новая столица острова Кингстон. Мне показалось, что некоторые здания доживут до двадцать первого века. По крайней мере, они были похожи на те, что я видел в будущем.
Линейный корабль «Твердый» стоял у мола. Глубины в бухте хорошие, у мола метров восемь-девять. Выглядел мой новый корабль старовато. Спущен на воду сорок пять с половиной лет назад. Он на
— Слава богу! Думал, не дождусь, так и сдохну в этом пекле! — скорее раздраженно, чем радостно, воскликнул он, обменявшись со мной приветствиями. — Год назад попросил отставку. Уже перестал верить обещаниям из Адмиралтейства. Послезавтра уходит купеческий караван, на нем и убуду.
— Мы проводим его, так что можете остаться на корабле, — предложил я.
— Нет-нет-нет! — отчаянно замахал он руками, будто я предложил продолжить командовать «Твердым». — Тут я не поверю, что наконец-то в отставке! Сегодня же прикажу перенести мои вещи на купеческое судно!
— Как хотите, — сказал я. — В какой гостинице здесь лучше остановиться?
— В «Золотой короне», — ответил он. — Она близко отсюда и от резиденции губернатора, где тебе придется часто бывать.
— Что скажите о губернаторе? — спросил я.
— Герцог — что еще скажешь?! — воскликнул он обиженно. — Сам всё поймешь.
Губернатором острова сейчас является сухопутный полковник Уильям Монтегю, герцог Манчестер. Титул не по городу Манчестер, а по небольшому поселению Годманчестер. У губернатора восемь детей. На этом, как догадываюсь, его достоинства и заканчиваются. У кого бы из Средиземноморской эскадры я не спрашивал о герцоге, все давали такие же ответы, как Филипп Косби. Англичане о знатных, как о покойниках, говорят или хорошее, или ничего.
108
Есть люди, которые не выглядят дураками, даже когда говорят. Их научили произносить только правильные фразы. Наверное, заставили вызубрить по несколько на все случаи жизни. Что-то подозревать начинаешь, когда они одно и то же произносят по третьему кругу. На четвертом круге я перебил герцога Манчестера фразой о жаркой погоде. Как и положено англичанину, Уильям Монтегю сразу перескочил на любимую тему и приказал слуге подать нам сухого вина. Голова у герцога крупная, грушевидная, хвостиком вверх. Хвостик у парика, короткого, перехваченного фривольной розовой ленточкой. Щеки и подбородок складчатые, только у первых складки вертикальные, а у второго — горизонтальные. Несмотря на жару, на губернаторе кафтан и камзол. Единственная уступка погоде — слабо завязанный, белый галстук, изрядно потемневший от пота.
Мы разговариваем в доме губернатора Ямайки, в кабинете, окна которого выходят на север, отчего здесь кажется не так жарко. Помещение заставлено громоздкой мебелью из красного дерева. Если не ошибаюсь, такая мебель была в моде лет сто назад. Старая и разномастная мебель — один из признаков старой английской аристократии, а всё новое и самое модное — привилегия нуворишей. Я буквально утопаю в широком мягком кресле, пахнущим старой кожей, а колени почти на уровне моего подбородка. Беру у слуги бокал белого вина, итальянского, делаю глоток.
— Прелестное вино, не правда ли?! — восклицает восторженно герцог Манчестер.
— Восхитительное! — искренне хвалю я, потому что мне с этим человеком придется долго сотрудничать.
С одной стороны я подчиняюсь Адмиралтейству, но с другой — губернатору Ямайки, как представителю правительства. Глупость Уильяма Монтегю меня не пугает. Дуракам легче подчиняться, чем ими командовать.
Я выслушиваю три повтора монолога о прекрасных итальянских винах, особенно сухих, с чем трудно не согласиться, после чего намекаю, что мне пора на корабль, чтобы подготовить его к завтрашнему выходу в море.