Под черной луной
Шрифт:
Нет, нет!!! Мама!
Я силилась встать или хотя бы подползти ближе, но сугробы становились глубже, а снег все больше походил на манную крупу, рассыпаясь под пальцами. Отчаянным рывком я уцепилась за злополучный корень и выбралась на твердую поверхность.
В абсолютной тишине вертикальной стеной шел снег. Волка нигде не было видно. Матери тоже.
Я осторожно пошла по памяти, всматриваясь в непроницаемую пелену, до дрожи в коленях боясь увидеть…тело… Еще шаг. Задыхаясь, я зажала лицо ладонями. Когда набралась смелости их убрать, в снегу все так же
Мам? Я опустилась на колени, поглаживая ладонью плотную шершавую ткань. После небольшого раздумья накинула на плечи, и сразу стало уютней, намного больше, чем могло быть от подобной накидки. Словно кто-то делился своим собственным теплом. Мама, ты ушла в тот момент, когда стала жертвой суккуба? До рези в глазах я всматривалась в белую завесу. Ты ведь не хотела причинить мне зла…
Резкая боль совершенно неожиданно пронзила плечо, и я отлетела назад, пропахав спиной полосу. Перед глазами не было ничего, кроме снега — падающего с неба крупными хлопьями и затвердевшего на земле.
Лицо матери нависло над моим так резко, что я вздрогнула. Едва уловимое движение с ее стороны — и мир завертелся кувырком. Перехватило дыхание…кажется, треснуло ребро.
Почти бесшумные шаги и темное пятно приближающегося силуэта вопили о том, что надо спрятаться. Морщась от жжения в плече, скинула капюшон и позволила плащу лечь к ногам оплавившимся огарком. Поздно. Рука с темными роговыми пластинами вместо аккуратных ногтей вошла мне в грудь прямо напротив сердца, и я позволила вспышке меня ослепить…
***
Я вынырнула из омута подсознания, и хмурый взгляд Высшего заново запустил мое сердце. Непроизвольно приложила ладонь к груди — вроде все на месте. Да уж, хорошо, что умереть во сне не значит умереть на самом деле. Как в "Кошмаре на улице вязов".
— Сколько раз это…будет повторяться? — рискнула я задать животрепещущий вопрос.
— Зависит только от тебя, — с жестокой честностью ответил Высший.
Я отметила, что баночка на столе светит жестяным донышком. И какого размера будет тара в следующий раз? Смириться со "следующим разом" уже было непростым испытанием для воли, не имевшей в своем послужном списке даже диет — я никогда не страдала лишними килограммами.
— Надо понимать, что сегодня я облажалась?
Иначе почему опекун смотрит так, будто завтра чьи-то похороны. И виновата в этом я.
— Нет, — мужчина резко поднялся, вызвав во мне легкий испуг и недоумение, — ты держалась достойно. Пойдем, до репетиции осталось не так много времени, тебе нужно восстановить силы.
— А сколько времени прошло? — я тоже встала со своего кресла.
— Два часа.
Ничего себе. Но, если вспомнить мое первое невольное погружение, все сходится. Тогда я тоже "читала" до рассвета. И Высший угадал мое состояние — жажда начала доставлять дискомфорт.
— Надеюсь, я не разговаривала во сне, — я смущенно засунула руки за спину.
— Не буду лгать, — Высший подошел ближе, — ты кричала.
О нет, как стыдно… Но спасибо, что сказал, в следующий гребаный раз буду сдержанней. А может, лучше бы мне этого не знать, зачем я вообще задаю ему столько вопросов? Не все ли равно?
— Столько смятения в твоих глазах, — он беззлобно усмехнулся, я вспыхнула, — в твоем обществе я совсем не скучаю по эмпатии. Придется заняться с тобой контролем чувств.
Нет, нет, нет!
Видимо, отчаяние на моем лице так его развеселило, что Высший в рассмеялся в голос. Опекун отошел к окну с поднятыми портьерами — созвездия дрожали, как затейливые нитки жемчуга, в такт его смеху, от которого по спине пробежал табун мурашек.
— Признаться, я рад и даже польщен, что ты не считаешь нужным скрывать от меня эмоции, — отсмеявшись, проговорил Судья, — но открывать сердце каждому довольно неосмотрительно и даже опасно.
— А с Вами не опасно? — на всякий случай я отступила на шаг, что от опекуна не укрылось. Во взгляде появилось что-то, напомнившее о злополучной встрече в лесу.
— Ты сомневаешься, — двинулся он ко мне звериным шагом, — не представляю ли я опасности…для тебя?
Последнее слово он произнес почти беззвучно, но у меня в ушах оно множилось эхом, а интуиция кричала, что нужно бежать. Бежать немедленно. Да, Высший не раз доказывал, что служит благому делу, да и моей безопасности уделял львиную долю времени, но были моменты — как сейчас, когда я просто панически, иррационально боялась. Боялась того, что он сделает в следующий момент. Официальные рамки отношений, или дружеские — любые, при каких можно предугадать поведение человека, рядом с ним исчезали. Стирались аурой его власти и могущества. А может, они были ни при чем…
Я сглотнула, когда он подошел совсем близко. Шагнула назад и уперлась в стену.
— Я не хочу, чтобы ты меня боялась, — выдохнул он мне в волосы, прикоснувшись ладонями к темной обшивке, по обе стороны от моей головы, ясно демонстрируя нашу разницу в росте, — за свою недолгую жизнь ты боялась и боролась достаточно, — большими пальцами он вытер мои недавние слезы, — позволь мне заботиться о тебе.
— Вы и так это делаете, — звук получился тонким и свистящим, как шум ветра в водосточной трубе. Я отвернулась, почти коснувшись щекой стены. Пожалуйста, пусть он оставит меня и уходит. Что он делает? Зачем? Чтобы проучить за то, что вслух подвергла сомнению его…благонадежность? Однажды мне уже показалось больше, чем было на самом деле.
— Скажи, что тебя пугает, — с изощренной медлительностью Высший взял меня за подбородок и развернул к себе. Очертил пальцем мою нижнюю губу. Никогда в жизни она так не дрожала…
Я предприняла попытку извернуться и выскользнуть из-под его руки, но лишь сделала хуже — теперь в плен попали запястья.
— Я не боюсь Вас, милорд, — последнее слово было призвано возвести преграду, но он видел меня насквозь.
— До сих пор мы обходились без ненужных формальностей, — мягкая улыбка, от которой внутри дрогнуло, — и это меня радовало. Но ты не ответила на вопрос.