Под грифом «Любой ценой»

Байкалов Альберт

– М-да. – Директор отложил листок в сторону.

– Так вы подпишете или нет? – заволновался Глеб Васильевич.

– Но почему вы хотите именно в Абхазию? – спросил директор.

– А что тут такого? – задал встречный вопрос Тихонов. – Это курорт Министерства обороны, а я работаю на это ведомство. Если помните, даже имею звание.

– Помню, – кивнул директор. – Полковник запаса, и имеете право поехать туда отдыхать. Но разве мало других мест?

– Там у меня друг работает, – соврал Глеб Васильевич, – главный врач. Не виделись давно.

– Хорошо, – вздохнул директор. – А путевка?

– Ах, да. – Глеб Васильевич снова торопливо открыл папку и вынул бланк с печатями. – Вот.

– Уже оформили? – удивился директор.

– Да, сейчас начало сезона, еще относительно свободно, – кивнул Глеб Васильевич. – К тому же, сами знаете, туда еще не все охотно едут.

– Хорошо, – поднял вверх руки директор. – Сдаюсь.

«Куда бы ты делся?» – подумал Глеб Васильевич, глядя, как он подписывает заявление на отпуск.

Курочкин ждал его в машине напротив того самого бара, где они встречались первый раз.

– Скажите честно, на кого вы работаете? – устроившись на переднее сиденье, спросил Глеб Васильевич.

– А вам какая разница? – удивился Курочкин.

– Хотя ладно, – махнул рукой Глеб Васильевич, – не говорите. Все равно соврете.

– Ну почему вы так категоричны? – рассмеялся Курочкин и завел машину.

– Какие мои дальнейшие действия?

– А вам разрешили ехать?

– Конечно, – Глеб Васильевич вцепился двумя руками в стоящий на коленях портфель, словно испугавшись, что Курочкин сейчас отберет у него отпускной и путевку. – Вы так и не ответили.

– Что делать? – переспросил Курочкин: – Спокойно собираться в дорогу.

– А как быть с вещами?

– Вот об этом я и хотел с вами поговорить, – отъезжая от обочины, кивнул Курочкин. – Вам придется все оставить.

– Совсем все? – встрепенулся Глеб Васильевич.

– Я понимаю, вы сейчас скажете, что у вас есть семейные реликвии, – ловко управляя машиной, заговорил Курочкин. – Альбом с фотографиями, памятные подарки… Ничего этого брать с собой нельзя. Это сразу насторожит спецслужбы. И вообще, берите то, что не жалко выбросить.

– Это как? – не понял Глеб Васильевич.

– Возможно, если все сложится, как я задумал, из санатория вы уйдете в майке, трусах и пляжных тапках. Все это и ваши часы с дарственной надписью позже найдут на пляже. Среди оставленных в номере вещей не должно быть ничего, что может натолкнуть на мысль о готовящемся побеге. Для всех вы утонете. С вашим сердцем, после всего пережитого, такой исход не вызовет подозрений.

– А сын, жена? – глядя на дорогу невидящими глазами, спросил Глеб Васильевич.

Ему с самого утра казалось, что все происходящее – просто сон. Разве мог он еще месяц назад представить себя в роли предателя?

– За них не переживайте, – перестраиваясь в левый ряд, успокоил его Курочкин. – Израиль не выдает даже преступников, а ваши родственники тем более в безопасности. Как только вы окажетесь в Грузии и подпишете документы о сотрудничестве, вторая часть денег будет тут же перечислена на счет клиники.

– Куда потом меня отправят?

– Конечно, в Америку, – удивился вопросу Курочкин. – Но имейте в виду: вы ни при каких обстоятельствах не должны говорить, как вам удалось покинуть Россию. Меня вычеркните из памяти. Все за вас придумают.

– Почему? – часто захлопал глазами Глеб Васильевич.

– Любой подобный инцидент сказывается на международных отношениях, – пояснил Курочкин. – Поэтому вы должны везде твердить одно и то же – никто вас не принуждал к отъезду и не оказывал никакого содействия, просто вы разочаровались в стране, на которую работали, и бежали. Причина есть – сын.

– Сын, – повторил Глеб Васильевич и задумался.

«Что, если вся история с Сергеем – дело рук самого Курочкина? – осторожно покосился он на своего благодетеля, ловко управляющего машиной. – Ведь действительно во всей этой истории много странностей. Куда так торопился Сергей, выскочив из ресторана? Кто ему позвонил, когда он бежал через дорогу? То, что его кто-то позвал, несомненно. Ведь машина была на парковке, расположенной рядом с театром».

– О чем вы думаете? – насторожился Курочкин.

– Странно все как-то, – промямлил Глеб Васильевич, неожиданно придя к выводу, что, даже если все так и есть, ему уже все равно никуда не деться. Кто бы ни сбил сына, лечить его надо.

– Ничего странного, – видимо, по-своему поняв его реплику, повеселел Курочкин. – Поедете поездом. Билеты вам куплю я.

От напряжения лицо и спина Лаши были мокрыми от пота. Казалось, время остановилось. Наконец машина сбросила скорость и стала притормаживать. Снова тряхнуло. Зазвенели бутылки. Лаша полетел вперед и ударился плечом в стенку. Остановились. Затаив дыхание, он вслушивался в каждый звук. Наконец послышалась возня, и двери открылись:

– Все, приехали!

Лаша узнал голос Гочия, выпрямился и прижался к стене спиной. Он боялся, что сейчас услышат стук его сердца.

Между тем диверсанты молча выпрыгивали на обочину.

Спрыгнул и Савле. Лаша стал осторожно красться следом к сереющему выходу. В красном свете габаритов мелькали фигуры диверсантов.

– Бахва! – раздался сдержанный голос Абесалома.

– Я.

– Ради!

– Здесь.

«Этого еще не хватало! – ужаснулся Лаша. – Абесалом задумал перекличку!»

Он прокрался к выходу и присел на корточки у мешка с орехами. Сунул руку в карман, нащупал рукоять пистолета и потянул на себя.

– Хакута, это ты? – продолжал проверку Абесалом.

– Не видишь? – раздался насмешливый голос Хакуты.

– Лаша!

«Нет, не пойду!» – Лаша сжался.

– Где этот урод? – уже громче спросил Абесалом.

– Рэмбо, ты где? – кто-то заглянул в кузов.

– Я здесь, – сдался Лаша. – Надо орехов набрать. Что будем есть?

– Первая умная мысль! – восхитился Абесалом.