Под грузом улик

Сэйерс Дороти Ли

Мэри вздрогнула.

— О нет, нет! Неужели нельзя обойтись без меня? Я не смогу все это снова вынести. Я потеряю сознание. Я ужасно себя чувствую. Нет, не входи ко мне. Я не хочу. Позвони Элен. Нет, отпусти меня! Уходи! Я не хочу тебя видеть, Питер!

Питер замер в нерешительности.

— Лучше не надо, милорд, простите, что вмешиваюсь, — раздался у самого его уха голос Бантера. — Добьетесь только истерики, — добавил он, осторожно увлекая своего господина от дверей комнаты мисс Мэри. — Крайне неприятно для обеих сторон и совершенно непродуктивно. Лучше дождаться приезда ее светлости вдовствующей герцогини.

— Ты прав, — согласился Питер, поворачиваясь, чтобы забрать свои туалетные принадлежности. Однако его предусмотрительно опередили. Он еще раз поднял крышку сундука и заглянул внутрь.

— Что, ты сказал, было на той юбке, Бантер?

— Гравий, милорд, и песок.

— И песок.

* * *

Сразу

за охотничьим домом начинался торфяник, расстилавшийся на необозримые пространства. Земля была покрыта коричневым мокрым вереском и изрезана узкими канавами. Время двигалось к шести вечера, но заката не было видно: весь день с востока на запад по обложенному тучами небу перемещалось лишь еле видимое, бледное пятно. Возвращаясь после долгих и бесплодных поисков каких-либо следов человека с мотоциклом, лорд Питер дал волю своему общительному нраву. «Господи, как бы я хотел, чтобы здесь был старик Паркер», — со сдерживаемой тоской пробормотал он, чавкая грязью на овечьей тропе. Он направлялся к ферме, расположенной в двух с половиной милях от охотничьего дома и называемой Граймерова Нора. Она находилась почти точно к северу от Ридлсдейла — одинокий форпост на границе торфяника в плодородной низине между двумя вересковыми холмами. Тропинка, шедшая к ней, спускалась с холма, огибала топкое болото и за полмили до фермы пересекала небольшую речушку под названием Ридд. Питер не питал почти никаких надежд на получение там каких-либо сведений, но он был полон мрачной решимости перевернуть в округе все вверх дном. Вопреки сведениям, полученным от Паркера, он не сомневался, что мотоцикл приехал по верхней дороге, миновав Кингз-Фентон без остановок и незаметно для посторонних глаз. Тем не менее, он обещал прочесать округу, а Граймерова Нора располагалась как раз по соседству. Лорд Питер остановился, чтобы раскурить погасшую трубку, и почавкал дальше. Тропа была помечена белыми столбиками, расположенными через равномерные интервалы, которые чуть дальше были приспособлены под стойки плетня. Их назначение становилось понятным, как только путник спускался в низину, где всего лишь в нескольких ярдах слева от тропинки начинались заросшие камышом кочки, между которыми виднелись черные провалы трясины, стремительно поглощавшей все, что превышало вес трясогузки. Наткнувшись на пустую сплющенную банку из-под сардин, Уимзи небрежно поддал ее ногой и забросил в трясину. Она плюхнулась со звуком, напоминающим чмоканье, и тут же исчезла из виду. Это стало последней каплей, переполнившей и без того подавленное состояние Питера, — он облокотился на плетень и погрузился в вереницу грустных размышлений, касающихся: 1) тщетности человеческих желаний; 2) изменчивости; 3) первой любви; 4) краха идеалистических воззрений; 5) последствий Великой войны; 6) контроля за рождаемостью и 7) превратностей свободы воли. Впрочем, ниже этого он не скатился. Почувствовав, что ноги у него замерзли, а в желудке пусто, и осознав, что ему еще предстоит проделать несколько миль, он перешел по скользким камням через ручей и подошел к воротам фермы. Обычно ворота на таких фермах делались из пяти сколоченных вместе жердин, эти же были цельными и внушительными на вид. Облокотившись на них, стоял мужчина с соломинкой в зубах. Он взирал на приближавшегося Уимзи, не трогаясь с места.

— Добрый вечер, — бодро промолвил лорд Питер, протягивая руку к щеколде. — Прохладно, не правда ли?

Мужчина не ответил, еще тяжелее навалился на ворота и засопел. На нем были грубошерстное пальто, брюки и запачканные в навозе легины.

— Хотя, конечно, вполне соответствует времени года, а? — продолжил Питер. — И для овец хорошо, осмелюсь заметить. Шерсть у них становится курчавой, а?

Мужчина вынул изо рта соломинку и сплюнул по направлению правого сапога Питера.

— Много скота у вас тонет? — невозмутимо поинтересовался Питер, небрежно открывая ворота и облокачиваясь на противоположную створку. — Я смотрю, вы хорошенько обнесли свой дом. Наверное, небезопасно в темноте, если надумаешь прогуляться с другом?

Мужчина еще раз сплюнул, натянул на лоб шляпу и спросил:

— Чего надо?

— Ну, я собирался по-дружески заглянуть к мистеру… э-э, ну скажем, к хозяину фермы, — ответил Питер. — Соседи все-таки. Место тут пустынное. Не знаете, он дома?

Мужчина что-то проворчал.

— Очень рад слышать, — тут же откликнулся Питер, — какая редкая удача встретить таких добрых и гостеприимных людей в Йоркшире, а? Кто бы вы ни были, всегда можете рассчитывать на место у камина в доме, ну и на все остальное. Простите мою настойчивость, но хочу обратить ваше внимание на то, что, так облокачиваясь на ворота, вы мешаете мне пройти. Я понимаю, что это досадная оплошность, вы, верно, не замечаете, что стоите у самого плеча рычага. Какой очаровательный дом, не правда ли? Такой основательный и прочный. Никакого плюща, увитых розами крылечек и всей этой пригородной ерунды. Кто в нем живет?

Мужчина несколько мгновений изучающе смотрел на него, после чего ответил:

— Миста Граймторп.

— Неужто? — воскликнул лорд Питер. — Подумать только! Он-то мне и нужен. Настоящий фермер, а? Куда бы я ни приезжал, я повсюду слышу о мистере Граймторпе. «Масло лучшее у Граймторпа», «Граймторповы овчины не рвутся без причины», «У Граймторпа ветчина тает на зубах сама», «Для ирландского рагу купи у Граймторпа ногу», «От Граймторповой свинины станешь молодцом мужчиной». Всю жизнь мечтал увидеть мистера Граймторпа воочию. А вы, я полагаю, его верный оруженосец и правая рука. Вскочив с постели поутру, вы доите коров в хлеву. Когда густеет мрак ночной, вы гоните овец домой. И перед сном, в кругу родных, ведете речь о днях былых! Восхитительная жизнь, хотя, возможно, и однообразная, особенно зимой. Позвольте же мне пожать вашу честную руку.

То ли собеседника лорда Питера тронула его лирическая вспышка, то ли сумеречный свет был еще слишком ярок, чтобы скрыть металлический набалдашник трости лорда Питера, — как бы то ни было, он слегка отодвинулся от ворот.

— Огромное спасибо, приятель, — произнес лорд Питер, поспешно входя. — Я так понял, что мистер Граймторп дома?

Уимзи уже успел пройти с десяток ярдов по мощеной дорожке к дому, когда мужчина, не оборачиваясь, окликнул его:

— Миста!

— Да, старина, — возвращаясь, приветливо отозвался Питер.

— Как бы он пса не спустил на вас.

— Что вы говорите?! — воскликнул Питер. — Верный пес приветствует возвращение блудного сына. Сцена семейного счастья. «Мой возлюбленный, давным-давно потерянный сын!» Слезы, и речи, и пиво по кругу. Воспоминания у старого очага до первых петухов и копченые окорока — украшение пирушки. («Боюсь, они уже попили чай», — добавил он про себя.)

Чем ближе лорд Питер подходил к дверям дома, тем лучше становилось у него настроение. Ему не терпелось поскорее встретиться с хозяином. Его страсть к расследованию при ином воспитании и образе мыслей могла бы вылиться в употребление гашиша — такое возбуждающее действие она на него оказывала, когда жизнь представлялась тленом и прахом. Он ничего не ожидал от обитателей Граймеровой Норы, а если бы ожидал, то наверняка мог бы получить все сведения от мрачного привратника после предъявления ему разумного количества казначейских билетов. Паркер бы так и поступил: он получал жалованье за расследование и ни за что иное, и ни его врожденные способности, ни образование (средняя школа в Бэрроу) не могли заставить его свернуть со следа под влиянием неуправляемого воображения. Зато лорду Питеру мир представлялся увлекательным лабиринтом различных сюжетов. Он был признанным знатоком пяти или шести языков, музыкантом, специалистом в области токсикологии, коллекционером редких изданий, эксцентричным светским львом и знаменитым сенсуалистом. По воскресеньям в половине первого дня в цилиндре и сюртуке он прогуливался по Гайд-парку, читая «Новости планеты». Его страсть к неизведанному заставляла его выискивать загадочные памфлеты в Британском музее, распутывать волнующие биографии сборщиков налогов и даже расследовать, куда ведут сточные трубы в его собственном доме. Не удивительно, что загадочный йоркширский фермер, имеющий обыкновение спускать собак на своих гостей, настоятельно требовал личного знакомства с ним. Результаты были непредсказуемы.

Поскольку его первые призывы остались без внимания, лорд Питер постучал снова. На этот раз за дверью явно послышалось движение, и несомненно мужской голос окликнул:

— Ну входи, что ли, черт бы тебя побрал! — последние слова были сопровождены грохотом не то какого-то упавшего, не то специально брошенного предмета.

Дверь неожиданно открыла маленькая девочка лет семи, темноволосая и очень красивая. Она потирала руку как от ушиба. Она нерешительно замерла на пороге, пока из дома не раздался тот же нетерпеливый голос:

— Ну кто там?

— Добрый вечер, — произнес Уимзи, снимая шляпу. — Надеюсь, вы извините, что я так, без приглашения. Я живу в охотничьем доме.

— Ну и что из этого? — донесся из дома голос. Поверх головы девочки Уимзи разглядел силуэт крупного мужчины, который курил, сидя у камина.

Света в комнате не было, если не считать всполохов пламени в очаге да тусклого, сумеречного света, проникавшего через небольшое оконце. Комната казалась большой, но высокий дубовый ларь, стоявший у камина, разделял ее пополам, скрывая за собой пещеру непроницаемой тьмы.

— Можно войти? — спросил Уимзи.

— Входи, если надо, — не слишком любезно откликнулся мужчина. — Закрой дверь, девочка. На что это ты уставилась? Ступай к матери, и пусть она научит тебя хорошим манерам.

Это напоминало свинью, разглагольствующую об этикете, однако ребенок тут же поспешил за ларь и скрылся во мраке. Питер вошел внутрь.

— Вы мистер Граймторп? — вежливо осведомился он.

— Ну и что из этого? — огрызнулся фермер. — У меня нет оснований стыдиться своего имени.