Под конвоем лжи
Шрифт:
Хоффман улыбнулся. «Наконец-то, — подумал он. — Заберем его и бегом назад, во Францию, где будет и нормальная еда, и чистое белье».
— Какая последняя погода? — строгим командирским тоном спросил он.
— Не радует, герр калой, — ответил помощник, используя неуставную сокращенную форму обращения к капитан-лейтенанту. — Сильный дождь, ветер тридцать миль в час с северо-запада, море десять-двенадцать баллов.
— Боже праведный! А ведь он, скорее всего, пойдет на гребной шлюпке — если все сложится удачно. Проинструктируйте спасательную команду и подготовьтесь к всплытию. Пусть радист сообщит в штаб о наших планах. Проложите курс в точку рандеву. Я поднимусь на надстройку и сам поработаю за впередсмотрящего. Плевать, что там штормит. — Хоффман скорчил гримасу. — Я не могу больше выдерживать эту поганую вонь.
— Так точно, герр калой.
Помощник прокричал несколько команд, офицеры и матросы повторяли их друг другу. Через две минуты надстройка U-509 показалась на поверхности среди бурных волн Северного моря.
По-научному все это называлось системой высокочастотной радиопеленгации, но едва ли не все, связанные с этим занятием, называли его то, ласково, «сеточкой», то, сердито, «драной сеткой». Она действовала по принципу триангуляции. На диаграмме, записанной осциллографом в Скарборо, запечатлелся образец почерка радиста и еще кое-какие данные, позволяющие идентифицировать тип передатчика и его электропитания. Если Y-станции в Фловердауне и в Исландии тоже записали осциллограммы, то, опираясь на эти три записи, можно было бы определить пеленги (специалисты назвали их отрезками), в точке схождения которых и должен был находиться искомый передатчик. Иногда при помощи «сеточки» можно было установить географическое местоположение рации с точностью до десяти миль. Но обычно система давала куда меньшую точность — тридцать-пятьдесят миль.
Коммандер Лоу не считал, что Шарлотта Эндикотт была полностью не права в своем предположении. Больше того, он был уверен, что она наткнулась на что-то весьма серьезное. Девушка, естественно, не могла знать, что за несколько часов до начала ее смены майор Вайкери из МИ-5 передал в Службу Y запрос об особом слежении именно за такого рода вещами.
Следующие несколько минут Лоу потратил на переговоры со своими коллегами в Фловердауне и Исландии, пытаясь выявить точку схождения пеленгов. К сожалению, сеанс связи был коротким и местоположение передатчика определялось весьма приблизительно. Как Лоу ни старался, ему удалось сузить район поиска лишь до весьма обширной территории восточной Англии, охватывавшей весь Норфолк и значительную часть Суффолка, Кембриджшира и Линкольншира. Толку было не слишком много, но и это было кое-что.
Лоу порылся в бумагах, лежавших на его столе, в конце концов откопал лондонский номер Вайкери и снял трубку телефона безопасной линии.
Из-за атмосферных условий Северной Европы коротковолновая радиосвязь между Британскими островами и Берлином была фактически невозможна. По этой причине радиоцентр абвера разместили в подвальном помещении большого особняка, находившегося в гамбургском пригороде Вольдорф и в 150 милях от столицы Германии.
Через пять минут после того, как радист U-509 закончил передавать сообщение в штаб флотилии подводных лодок, базирующейся на севере Франции, оперативный дежурный приказал сдублировать его для Гамбурга. Его коллегой в Гамбурге был ветеран абвера по имени капитан Шмидт. Он занес текст радиограммы в журнал, сделал срочный звонок по безопасной линии в штаб абвера в Берлине и сообщил лейтенанту Вернеру Ульбрихту о развитии событий. После этого Шмидт покинул особняк, вышел на улицу и дошел до ближайшей гостиницы, откуда заказал еще одни переговоры с Берлином. Ему не хотелось вести этот разговор по непрерывно прослушивавшимся линиям связи абвера, поскольку номер, который он назвал телефонистке, принадлежал аппарату, установленному в одном из помещений службы бригадефюрера Вальтера Шелленберга на Принц-Альбертштрассе. К сожалению для Шмидта, Шелленберг раскопал за ним одно неприятное дельце с шестнадцатилетним мальчиком, имевшее место в Гамбурге. Чтобы избежать кары, Шмидт с готовностью согласился работать на Шелленберга. Когда его соединили, он побеседовал с одним из многочисленных помощников Шелленберга — сам генерал отправился куда-то на обед — и сообщил ему новости.
Как раз сегодня Курт Фогель решил переночевать в своей маленькой квартирке, расположенной в нескольких кварталах от Тирпиц-уфер. Ульбрихт позвонил ему туда и сообщил, что Хорст Нойманн вошел в контакт с подводной лодкой и начинает операцию по выходу с территории Великобритании. Еще через пять минут Фогель закрыл за собой дверь парадного и быстро зашагал под дождем в направлении Тирпиц-уфер.
В ту же самую минуту Вальтер Шелленберг сделал обычный звонок своим подчиненным и был проинформирован о событиях в Великобритании. Он сразу же набрал номер рейхсфюрера Генриха Гиммлера и доложил ему о новостях. Гиммлер приказал Шелленбергу прибыть на Принц-Альбертштрассе — ночь предстояла долгая, и он хотел иметь компанию. По чистой случайности получилось так, что Шелленберг и Фогель чуть ли не в одну и ту же секунду прибыли в свои кабинеты и приготовились к ожиданию.
Выяснения точки высадки союзников во Франции.
Решения участи адмирала Канариса.
И все это зависело от нескольких слов кучки шпионов, спасающихся от преследования МИ-5.
Глава 53
Хэмптон-сэндс, Норфолк
Дверь сарая Мартин Колвилл распахнул ударом приклада. Нойманн, все еще стоявший возле рации, услышал шум и, не глядя, потянулся за «маузером». Колвилл заметил движение, повернулся, вскинул ружье и выстрелили в Нойманна. Тот за долю секунды до выстрела отпрыгнул в сторону и перекатился по полу. В тесном сарае грохот дробовика показался оглушительным. Рация, в которую угодил весь заряд, разлетелась на части.
Колвилл снова направил оружие на Нойманна. Тот приподнялся на локте, вскинув в протянутой руке «маузер». Шон Догерти метнулся вперед.
— Перестань! — крикнул он Колвиллу.
Мартин резко обернулся, ткнул ружьем в сторону Догерти и нажал на спуск. Заряд крупной дроби попал Догерти в грудь, сбил с ног и швырнул назад, словно тряпичную куклу. Он упал навзничь, из огромной дыры в груди потоком хлынула кровь. Шон Догерти умер через несколько секунд.
Нойманн выстрелил, пуля попала Колвиллу в плечо и развернула его. К тому времени Кэтрин успела достать свой «маузер» и, держа его двумя руками, прицелилась в голову Колвилла. Она выстреляла дважды подряд; благодаря глушителю выстрелы прозвучали, как короткие глухие щелчки. Голова Колвилла словно взорвалась, и он был мертв прежде, чем его тело рухнуло на пол сарая Догерти.
Мэри Догерти находилась в спальне на втором этаже. Она лежала в своей постели, погрузившись в тревожное полузабытье, из которого ее вырвал громкий ружейный выстрел. Она села, резко выпрямившись, но едва она успела спустить ноги на пол, как ночную тишину разорвал второй выстрел. Она отбросила одеяло и со всех ног побежала вниз.
В доме было темно, гостиная и кухня пусты. Мэри выскочила за дверь. Дождь сразу хлестнул ей в лицо. Только сейчас она сообразила, что одета лишь в свою фланелевую ночную рубашку. Вокруг снова не было слышно никаких звуков, кроме завывания бури. Она окинула взглядом сад: на дорожке стоял незнакомый черный фургон. Повернувшись к сараю, она увидела там свет. Громко крикнув: «Шон!», она помчалась туда.
Мэри выбежала из дома босиком, а земля была холодная и раскисшая от непрерывных дождей. Преодолевая короткое расстояние от дома до сарая, она успела несколько раз выкрикнуть имя Шона. Слабый свет, падавший из приоткрытой двери, осветил валявшуюся на земле коробку, в которой поблескивали торцы гильз охотничьих патронов.
Как только она вошла внутрь, у нее перехватило дыхание. Крик рвался наружу, но она не смогла издать ни звука. Прежде всего она увидела на полу в нескольких футах от себя тело Мартина Колвилла. У него оставалась только половина головы; все вокруг было забрызгано кровью и отвратительными красными и розовыми клочками. Мэри почувствовала резкий спазм в желудке и решила, что ее сейчас вырвет.
Только после этого она заметила второй труп. Он лежал на спине, широко разбросав руки. Каким-то образом он, умирая, смог скрестить лодыжки, будто спал. Лицо было залито кровью. На долю секунды Мэри позволила себе надеяться, что это не Шон лежит здесь мертвый. Но затем она разглядела старые ботинки-веллингтоны и прорезиненный плащ и поняла, что это все-таки он.
Крик, который так долго не мог вырваться из ее горла, наконец раздался.
— Шон! — пронзительно завопила Мэри. — О мой бог, Шон! Что ты наделал?