Под конвоем лжи
Шрифт:
Она молча сделала несколько затяжек, рассматривая деревню, через которую они проезжали в этот момент.
— Он знал, что я, еще будучи ребенком, жила в Лондоне, что я говорю на этом языке, как на родном, что я уже неплохо умею обращаться с оружием и что...
Она снова умолкла. Нойманн не стал ее торопить. Он терпеливо ждал, уже поглощенный ее рассказом.
— Он знал, что я по складу своего характера подхожу для того задания, которое он готовил. Я прожила в Великобритании почти шесть лет, в полном одиночестве, без какого бы то ни было общения с кем бы то ни было: без друзей, без родных, даже без контактов с другими агентами — у меня не было ничего. Это больше походило на тюремное заключение, чем на задание. Я не могу даже сказать вам, сколько раз я мечтала о том, как вернусь в Берлин и убью Фогеля одним из тех замечательных способов, которым он и его друзья меня научили.
— Как вы проникли в страну?
Она рассказала ему — рассказала обо всем, что Фогель заставил ее сделать.
— Господи боже... — пробормотал Нойманн.
— Чисто гестаповский стиль, не правда ли? Весь следующий месяц я занималась подготовкой моей новой личности. Потом устроилась и стала ждать. Мы с Фогелем изредка связывались по радио, не используя никаких определенных позывных, так что британцы не знали о моем существовании и даже не искали меня. Фогель знал, что я нахожусь на месте и готова начать работу. А потом этот идиот дает мне одно-единственное задание и посылает прямо в лапы МИ-5. — Она беззвучно рассмеялась. — Мой бог, я никак не могу поверить, что действительно возвращаюсь туда после всех этих лет. Никогда не думала, что снова увижу Германию.
— Судя по голосу, вы не очень взволнованы перспективой скорого возвращения домой.
— Домой? Мне трудно думать о Германии как о своем доме. Мне трудно воспринимать себя как немку. Фогель избавил меня от этой части моего "я" в своем очаровательном баварском поселке.
— Что вы собираетесь делать?
— Встретиться с Фогелем, убедиться в том, что мой отец еще жив, потом взять свои деньги и исчезнуть. Фогель без труда сможет предоставить мне любой документ, какой я захочу. Я могу выдавать себя за представительницу самое меньшее пяти различных наций. Именно поэтому они сначала решили втянуть меня в игру. Ведь все это большая игра, не так ли? Одна большая игра.
— Куда вы хотите направиться?
— Обратно в Испанию, — не задумываясь, ответила она. — В то самое место, откуда все началось.
— Расскажите мне о нем, — попросил Нойманн. — Я должен думать о чем-нибудь еще, кроме этой треклятой дороги.
— Это место находится в предгорьях Пиренеев. По утрам мы отправляемся на охоту, а днем садимся на лошадей и едем в горы. Там протекает замечательная речка с глубокими, холодными плесами, и мы остаемся там до вечера, попивая ледяное белое вино и обоняя аромат эвкалиптов. Я очень часто представляла себе это место, когда мной особенно сильно овладевало одиночество. Иногда мне казалось, что я вот-вот сойду с ума.
— Судя по вашему описанию, место совершенно восхитительное. Если вам вдруг понадобится конюх, не забудьте обо мне.
Кэтрин взглянула на него и улыбнулась.
— Вы были великолепны. Если бы не вы... — Она не договорила. — Мой бог, я не могу даже представить...
— Не стоит об этом говорить. Рад, что смог оказаться полезным. Но, хотя мне совершенно не хочется портить вам настроение, должен напомнить, что мы все еще в опасности.
— Не сомневайтесь, я это понимаю.
Она докурила сигарету, приоткрыла маленькую щелочку в окне и выпихнула туда окурок. Он ударился о мокрый асфальт, но успел рассыпаться искрами, прежде чем погас. Кэтрин откинулась на сиденье, закрыла глаза. Слишком долго она действовала, повинуясь страху и непрерывному адреналиновому подстегиванию. Теперь изнеможение начало брать верх. Мягкое покачивание фургона убаюкивало ее, и она почувствовала, что проваливается в зыбкую полудрему.
Нойманн снова заговорил.
— Фогель никогда не называл мне вашего настоящего имени. Как вас зовут?
— Мое прежнее имя было Анна Катарина фон Штайнер, — отозвалась она сонным голосом. — Но я предпочла бы, чтобы вы по-прежнему называли меня Кэтрин. Понимаете ли, Курт, перед тем как послать Анну в Англию, Фогель убил ее. Боюсь, что Анны больше не существует. Анна мертва.
Голос Нойманна теперь доносился до нее откуда-то издалека, словно из противоположного конца длинного туннеля.
— Как же получилось, что такая красивая, умная и образованная женщина, как Анна Катарина фон Штайнер, стала такой?
— Это очень хороший вопрос, — пробормотала она, а затем усталость наконец-то взяла верх, и она уснула.
Это сохранилось только в ее снах, которые заботливо уносят ее от реальных забот в далекое прошлое. Теперь она видит это отдельными отрывочными эпизодами — украденные воспоминания. Иногда она видит своими собственными глазами, как будто вновь переживает это, а иногда сон показывает ей происходившее со стороны, и она ощущает себя зрителем на трибуне.
Этой ночью она вновь переживает давние события.
Она лежит у озера. Папа позволяет ей гулять одной. Он знает, что она не полезет в воду — вода слишком холодная для купания, — и знает, что она любит в одиночестве вспоминать о матери.
Уже осень. Она принесла с собой одеяло. Высокая трава на краю озера еще сырая после утреннего дождя. Ветер раскачивает верхушки деревьев. Еще выше с громкими криками кружит большая стая грачей. Деревья сбрасывают оранжевые и алые листья. Она смотрит, как листья плавно летят вниз, словно падающие крошечные воздушные шарики, и опускаются на взволнованную ветром воду.
И тогда, провожая взглядом очередной лист, видит мужчину, стоящего под деревьями на другом берегу озера.
Он очень, очень долго стоит неподвижно, наблюдая за ней, а потом направляется в ее сторону. На нем сапоги и длинная куртка. Под правой рукой он несет двустволку с откинутыми стволами. Волосы и борода у него слишком длинные, а глаза красные и слезящиеся. Когда он подходит ближе, она видит, что висит у него на поясе. Это пара окровавленных кроликов. Мертвые они кажутся до нелепости длинными и тонкими.
Папа называет таких людей одним словом: браконьеры. Они приходят на не принадлежащую им землю и убивают там животных — оленей, кроликов и фазанов. Ей всегда кажется, что это слово очень смешное — браконьер. Ведь браком называют свадьбу. Так можно назвать человека, который часто женится. Теперь она вспоминает об этом, видя приближающегося незнакомца, и ее губы растягиваются в улыбке.
Браконьер спрашивает, можно ли присесть рядом с нею, и она говорит ему: да, можно.