Под кровом Всевышнего
Шрифт:
Слава Богу, Федя вернулся домой до начала войны в Афганистане. Разве в этом не видна рука Божия?
Патриарх Пимен знал Федю с тех лет, когда он еще в форме десантника приходил в алтарь собора повидать своих братьев — иподьяконов Патриарха. Лишь только Федя вернулся, Святейший зачислил его в штат своих иподьяконов. А с сентября Федя начал учиться в семинарии. Летом, когда Федя еще не был женат, у нас в Гребневе был наплыв девушек. Они гостили у нас под видом подруг Любы, а сами мечтали… Но пока сынок не окончил семинарию, он не засматривался на красавиц.
Я продолжала сохранять его своей материнской молитвой. Я усердно просила Господа устроить брак сына так, чтобы «святилось Имя Господне» в его союзе с будущей женой. Мне и в голову не приходило, что Федя заметил среди девушек, обслуживающих столовую семинарии, белокурую восемнадцатилетнюю Галочку. Она выделялась из всех своим веселым нравом, приветливостью и пышной, детской еще красотою. Феде она понравилась, но он не успел еще познакомится с ней, как пришло лето, начались каникулы, и все студенты разъехались.
Когда к сентябрю Галя вернулась из отпуска, то Феди среди студентов еще не было. Он улетал с Патриархом в США. Вернувшись в Россию, Федя поспешил в семинарию. Во время обеда в столовой он не увидел Галю. Федя пошел на кухню. Галя мыла тарелки. «Здравствуйте», — сказал Федя, подойдя к ней. Галя выпрямилась, подняла на Федю свои большие голубые глаза, из которых вдруг ручьями потекли слезы.
Руки девушки опустились, тарелки с грохотом посыпались к ее ногам.
— Вас не было тут, я думала, что больше Вас никогда не увижу, — тихо сказала она, закрывая лицо полотенцем.
— К семи часам приходи к воротам, там поговорим, — шепнул Федя и ушел, чтобы не привлекать ничье внимание.
С этого дня Федя и Галя поняли, что они небезразличны друг другу.
В те годы у нас часто гостила благочестивая пожилая дама из Риги — Ольга Васильевна. Она знала мою заботу о судьбе нашего младшего сына и дочки Любочки. Трое старших детей уже были пристроены, Катя вышла замуж и уехала в Киев. А сколько горя она хлебнула, сколько слез мы пролили о ее судьбе, вымаливая дочь у Господа, так не приведи Бог такого переживания иным родителям. Но и этот крест был послан нам Господом, потому что если б не крест да горе, то что поставило бы нас с черствыми сердцами на коленопреклоненную и долгую слезную молитву? Господь услышал, и Катя не пала в жизни от горя. Но описывать жизнь Катеньки моей на пути к Царству Небесному я не имею права. Может быть, она сама на старости лет расскажет о переживаниях своей юности. Я же скажу только то, что святителю Николаю Чудотворцу в те тяжкие годы я неизменно вручала свою старшую дочку. Я знала, что характер ее, настойчивый и горячий, сложился в моей утробе, когда я в слезах и воплях к Всевышнему строила свой новый дом, начинала свою семью. Поэтому Катя от рождения была шумным, напряженным ребенком, но с твердой верой в помощь Бога.
А когда я носила Любу (читатель помнит), мы жили уже своей семьей, радостно, весело, любуясь на деток. Вот у Любы моей и сложился характер веселый, но спокойный и трудолюбивый. Она всегда радовала нас своим прилежанием, своими ласками, своей покорностью воле Всевышнего и надеждой на Его милосердие. О ее счастье расскажу потом. Скажу же только, что очень любившая нашу семью Ольга Васильевна из Риги помогала мне вымаливать у Господа счастье двум моим младшим детям.
Ольга Васильевна жила неделями в нашей квартире вместе с Любочкой. Зная мою заботу о будущем детей, она познакомила их с семьей одного московского священника, в которой были взрослые дети, ровесники нашим. Молодежь подружилась. Были частые встречи на праздниках, но «шалун Амур» пока не ранил сердца никого из наших детей.
Когда Ольга Васильевна услышала от меня, что Феденька наш заинтересовался девушкой из Белоруссии, то ей это не понравилось. Видя, что сватовство ее не удается, она сказала мне:
— Есть такая сильная молитва, которая читается двумя или тремя лицами по соглашению. Господь Иисус Христос сказал: «Если двое или трое согласятся просить у Отца Небесного что-либо во имя Мое, то чего бы они не просили — дастся им». Так давайте же, матушка, просить у Господа, чтобы Федя Ваш взял себе жену из дочерей отца А., а не какую-то другую девушку.
Я ответила Ольге Васильевне так:
— Я буду вместе с Вами, дорогая, молиться за них за всех — и за девушек, и за сына. Но пусть ему Господь Сам на сердце положит чувство к той, которую определил ему Бог. Дело это настолько серьезное, что брать на себя ответственность я не могу, могу только вручить Господу судьбу сына. Да свершится Его святая воля.
Однако Ольга Васильевна, уже находясь далеко в Риге, настойчиво требовала от Господа исполнения ее желания. Когда дело шло уже к весне и после Пасхи намечалась свадьба Феди, Ольга Васильевна усилила свой молитвенный подвиг. И вдруг, среди горячей молитвы, она ясно услышала голос Всевышнего: «Зачем ты противишься Моей воле?». Ольга Васильевна была потрясена. В слезах она просила у Господа прощения, неизменно повторяя с тех пор: «Да будет, Господи, воля Твоя». Ольга Васильевна рассказала все это нам, и мы возрадовались духом, поняв, что воля Божия — сочетаться Феде с Галиной.
Гриша
Волнуется море житейское, события следуют одно за другим. То в армию провожаем, то свадьбы справляем, то старичков хороним, то в роддом молодых матерей отправляем, празднуем крещение нового члена семьи, и жизнь опять входит в свою колею. Батюшка служит и дня по три-четыре не возвращается домой, ночуя при храме. А я или помогаю снохам управляться с детьми, или пишу дома иконы для храмов. Работаю с упоением, в молитвенной тишине сердца, с чувством присутствия святого Ангела. Только в одиночестве работа идет. Даже если муж дома — уже работа не клеится. Слышу, что Володя прошел на кухню, слышу, что кипит самоварчик. Значит, надо мыть кисти и составлять мужу компанию при чаепитии. Тут мы с ним делимся новостями, договариваемся о планах на следующие дни.
Но вдруг произошло событие, которое нарушило обычный ход нашей жизни — я стала казначеем храма! Теперь я должна быть в Гребневе неотлучно. Правда, до Пасхи осталось всего две недели, а Страстную и Пасхальную неделю муж мой все равно дома не покажется. Так выходит, что и меня дома не будет, а домок-теремок — на замок? Что же, воля Божия, встречу Праздник в Гребневе с хором, с Любочкой, с семьей Гриши.
Ну, вот пришла очередь и о Грише рассказать. Мы познакомились с Гришей на Фединой свадьбе. Он приходился единственным братом Галины, Фединой невесты. В семье у них было двенадцать сестер и один брат. Галя была младшей дочерью. Ее сестры приехали на свадьбу с мужьями, с детьми. Слава Богу, все прошло великолепно. Я видела, как прекрасно и вкусно умеют готовить белорусы, как задорно и весело звучат их песни. Гриша был еще не женат, гулял на свадьбе вместе с семинаристами, был в восторге от общества верующих молодых людей.
— Такой чудной компании я еще в жизни своей не видел, — сказал он мне. — Ни пьянства, ни одного неприличного слова. Все с молитвой, все как-то чинно, благородно. Нет, я больше не буду жить в Белоруссии, я переселюсь в ваши края, найду и тут себе место и работу.
Галя поддержала брата:
— Приезжай к нам, Гриша, мы будем тебе рады, не оставим тебя, устроим.
Вскоре Гриша поступил работать на софринскую фабрику, недалеко от Сергиева Посада. Гриша был верующим, часто посещал Лавру, вошел в послушание к общему духовнику наших семейств отцу Илье. Видно, по его молитвам Бог послал Грише необычайно кроткую и нежную жену Ольгу. Таких тихих и смиренных женщин я, кажется, до сих пор не встречала. Они начали свою семейную жизнь в Сергиевом Посаде, в семье Оли, где им выделили комнатушку.