Под крылом аэрогеологии
Шрифт:
Все как горох ссыпались с обрыва и побежали по наледи к расщелине. Над ней видны были только руки, вцепившиеся в вмерзший в лед кустик тальника, а ее ноги в коротких резиновых сапогах болтало потоком. Ее тут же вытащили, усадили на бровку, подстелив телогрейку, другую накинули ей не плечи. Я отдал ей свои шерстяные носки.
– Ребята, где ж вы были, я все время звала вас. И тебя, Музисенок, тоже звала…
Оказывается, она хлебнула бражки, захмелела и понесло ее, за каким-то чертом, на наледь… Она была женщина пожилая, не первый год ездила в экспедицию, все ее очень уважали и она ко всем
Я до сих пор удивляюсь, как она в том потоке столько времени продержалась. Ведь пропасть могла не за грош! Да-а! Жить захочешь и за кустик будешь держаться…
А оленей все не было… И тогда было принято решение разойтись отрядами в выкидные маршруты. Это значит все снаряжение и продукты на несколько дней на себе. А я так разленились за дни вынужденного безделья, а в выкидном то не сахар… Но виду не подавал.
И вот все стали расходиться. А меня неожиданно попросили остаться, лагерь постеречь, мало ли что… Предложили даже в начальническую палатку перебраться. В ней светло – выгорела до бела, да и книжки какие-то есть. У меня от какой-то обиды даже слезы чуть не выступили, но в душе я порадовался, что не надо под этим рюкзаком горбатиться.
«Эта старая палатка повидала много…»
Главное, несколько дней продержаться, самому себе что-то суметь приготовить. А я готовить совершенно не умел. Да и комары на улице спокойно приготовить не давали, лезли в уши со своими «советами». И если бы только в уши…
Но несколько дней продержался. В светлой палатке и комаров оказалось легче перебить, да и марля была на входе нашита.
Да и отряды стали возвращаться. И я перебрался опять к ребятам в палатку с общими нарами.
Но вот олени пришли, наш отряд, возглавляемый Юрой Найденковым, перебросили Вертолетом МИ-4 на участок работ на речку Средний Сакукан. Поставили палатки, стали ходить в маршруты.
Лагерь на речке Ср. Сакукан
Моим напарником стал младший брат Юры. Они оба длинноногие, перескочат по камням перекат, а я бегаю, ищу где помельче. Один день я с лотком, он с магнитометром, на другой день меняемся.
Запомнился один из маршрутов в горы, когда мы поднимались по распадку к перевалу и, когда до него осталось метров 150—200 дойти, силы вдруг покинули меня. Ноги как свинцом налило. Стою и сдвинуться не могу. Напарник снял с меня рюкзак, я сделал несколько шагов и опять встал. Тогда он взял меня за руку и повел к седловине. Ведет – я иду, оставит – я встаю. Еле добрался и рухнул на землю, чтобы отдышаться.
"Бросьте меня, – просил…"
Полежал, вроде очухался. Вниз пошли, все прошло как не было. Юра предположил, что я при подъеме напился воды из ручья, поэтому и ослаб.
Ну а дальше – маршруты, маршруты, маршруты… Как говорится – горы… леса… реки…
Юра нас часто подбадривал анекдотами и поговорками. Например: «Володя сказал, что пойдем другим путем… Вот мы и идем другим путем». Или как собрались пить пиво француз, немец, англичанин, китаец, еврей и русский, а каждому бросили в бокалы по мухе… Или: – «Господин фашист! Вчёра газова камера, сёдни газова камера – голова ж болит!».
Еще он нас научил играть в преферанс. Это скрашивало дни, если заряжали дожди, или задерживался борт, или еще что…
Однажды нам предстоял маршрут, где на водоразделе был оставленный ГУЛАГовский лагерь с выработками по добыче урана. Но мы спутали немного и поднялись по соседнему распадку. Так что прошли мимо. Может и слава богу – шевелюра не пострадала.
А вот другой отряд, Льва Нусинсона, тоже спутал распадки и поднялся по нашему прямо к лагерю, где стояли бараки, валялись куски руды, посуда… Ему за шевелюру можно было не опасаться, у него ее не было.
Когда мы шли уже по тропке к нашей стоянке, Юра сказал, что из здешнего урана была сделана наша первая атомная бомба. Я же все думал, как же здесь заключенные работали, как ходили по этой тропке в этом комарином аду, ведь у них наверняка и диметила то не было. Глиной, что ли мазались…
А как мимо нашего лагеря зачастили туристы. Из разных городов. Шли они обычно под вечер, уставшие, сгорбленные большими рюкзаками, в которых несли не только личные вещи, снаряжение и посуду, но и байдарки. Они поднимались по нашей речке до верховий, переваливали водораздел, спускались к другой реке и сплавлялись по ней на байдарках.
На ночь они останавливались недалеко от нашего лагеря и самые шустрые из них, у кого еще оставались силы, приходили к нам. Мы снабжали их свежим хлебом, плиточным чаем и куревом, но больше всего их интересовали выкопировки речной сети с наших карт – у них они были довольно грубые…
Но дни шли за днями, проходили недели, сменялись месяца и в конце августа все отряды собрались на базовом лагере, чтобы сверить наработанные материалы, сбиться картами геологической съемки, да и просто кайфануть при хорошей погоде и при отсутствии комаров.
Рабочих рассчитали, подсчитав расходы за питание, и отправили в Чару. Там выдали аванс и авиабилеты до Москвы.
И остались только мы с Юриным братом как обслуживающий персонал по лагерю. Дали нам как-то задание напилить дров на лагерь, чтобы хватило и на кухню и на печки в палатках, преимущественно женских. ИТЭРы завалили огромную, в 2 обхвата, сосну рядом с лагерем, а мы двуручной пилой (бензопили на лагере не было – дефицит) должны были распилить ее на чурки.
Целый день мы с этой сосной возились. Пилили ее и пилили… Ругались, что дергаем а не пилим, но все же, с частыми «перекурами», но все же отпилили чурок пять, не больше. Пришли ИТЭРы (геологи) и отнесли чурбаки в лагерь. Там порезвились, покололи. Оказалась довольно-таки приличная кучка колотых дров.