Под крылом ангела-хранителя. Покаяние
Шрифт:
Я чувствовал себя Мартином Иденом — неуклюжим матросом из романа Джека Лондона. Не знал, куда деть руки, боялся опрокинуть чашку, уронить чайную ложку, капнуть на скатерть, не приведи Бог, чихнуть или поперхнуться.
Отец Ларисы, Михаил Фёдорович, обходительный, тактичный человек, капитан дальнего плавания, вежливо поинтересовался о моей профессии. Услышав в ответ, что молодой человек располагает университетским дипломом япониста–востоковеда и учится заочно на факультете журналистики, выразил одобрение. А когда узнал, что я плавал матросом на теплоходе «Григорий Орджоникидзе»,
— Клава! — воскликнул он. — Представляешь… Он стоял на руле «Орджоникидзе! А я на нём плавал старпомом!
Я боялся есть варенье, потому что оно с косточками. Что делать с ними? Но хозяева стали выкладывать их изо рта на чайные ложечки и затем на блюдца. Я последовал их примеру. Варенье подгорело, прогоркло и отдавало горчинкой.
— Прекрасное варенье, Клавдия Фёдоровна… Сами варили? Просто чудо! — робко слукавил я, памятуя о поучении Евгении Дмитриевны.
— Вы находите?! — обрадовано спросила Клавдия Фёдоровна.
— Ещё бы! Такое душистое! Ничего вкуснее не ел! Объедение!
Клавдия Фёдоровна — главбух Приморского крайкома КПСС, посмотрела на меня благодарными глазами: наконец, оценили её умение готовить варенье из вишни! «Какой приятный в общении молодой человек! — казалось, говорил её умильно–восторженный взгляд. — Верно в народе говорят: встречают по одёжке, а провожают по уму».
Вслух она сказала:
— Вы такой воспитанный, культурный человек. Вот, что значит, университетское образование, полученное на самом престижном факультете! Лариса! На улице так хорошо… Почему бы тебе не прогуляться с Геннадием…
От такой похвалы при Ларисе у меня запылали уши. В прихожей с трудом справился с порванными шнурками на туфлях, не попадая ими в дырочки.
Был тихий октябрьский вечер. Мы долго бродили по набережной, и я больше молчал из боязни сказать глупость. Лариса, напротив, чуть шепелявя, что придавало её голосу особенно приятное звучание, с грациозной осанкой вышагивала рядом, рассказывая весёлые истории из недавней школьной жизни. Незаметно переключилась на обсуждение дружбы своей подруги с неким курсантом ТОВВМУ.
— Он привёз ей из Франции мутоновую шубу! — с нескрываемой завистью проговорила она, чем задела моё самолюбие.
— Подумаешь, мутоновая шуба! Эка невидаль! Схожу в путину — я тебе норковую куплю! — неожиданно вырвалось у меня: ведь намеревался остаться на берегу.
— Правда?! Норковую?!
— А что?! Этот курсантик, наверно всю учёбу копил на дешёвку. Где ему с китобоями тягаться!
— Знаю… Они хорошо зарабатывают… И ты опять станешь китобоем?
— Вообще–то, я собирался пойти учителем в школу… Или корреспондентом в газету… Но теперь, коли пообещал тебе норковую шубу, пойду в путину…
— И золотое колечко хочу… С бриллиантом, — капризно протянула она.
— Будет, тебе, Ларочка и колечко с алмазным камешком… И браслетик золотой… Как куколку одену!
В порыве мещанской радости, сияя надеждой будущего счастья вырядиться в дорогие вещи, она порывисто сжала мне руку. Я, потеряв страх и пользуясь темнотой подъезда, всю неуёмную страсть выразил в долгом поцелуе. Она не отстранялась, позволяя целовать себя ещё и ещё. Обезумев от близости груди, упиравшейся в мою, я покрывал поцелуями её глаза, нос, шею, волосы, дурея от запаха дорогих духов, впивался в губы, наслаждаясь мятным запахом её дыхания. Лишь под утро мы с трудом расцепили объятия на лестничной площадке у двери заслуженного капитана.
Наши встречи стали частыми. Просиживали ночи в тёмной комнате в то время, как в соседней спали родители. А может, и не спали, переживая за дочь, прислушиваясь к нашим шорохам, воздыханиям и шептаниям.
Иногда я ездил в Уссурийск, забирал Ларису из общежития и отвозил в частный дом к старикам, у которых снимал на ночь комнату.
Её роскошные каштановые волосы, свободно распущенные, ниспадали на моё лицо. Их аромат напоминал запах свежей розы, возбуждал желание. Откидывая назад голову, Лариса встряхивала их, и они мягкими волнами взмётывались надо мной. Терпеть не могу фальшивых женских причёсок и шиньонов, и поэтому с особенным удовольствием, зажмурившись в блаженстве, запускал пальцы в шелковисто–пышные локоны, делавшие её без преувеличения прекрасной. Они вызывали восхищение, делали её больше, чем просто симпатичной девушкой.
Обнажённая Лариса позволяла всё, кроме половой близости.
— Нельзя, успокойся, — сдерживая меня, говорила она. — Мне учиться надо. Подождём, пока закончу… хотя бы два курса. Родится ребёнок, и накроется мой институт медным тазом. А я так хочу закончить инъяз…
Распустив волосы, наклоняла надо мной белеющие в темноте груди, подставляя для поцелуев. Я ловил их губами и не передать словами, сколько трудов стоило сдержать пыл и уступить её упорным сопротивлениям.
Так продолжалось до ухода «Дальнего Востока» на промысел. Февральской ночью, полной бурных страстей, мы распрощались в подъезде дома на Тигровой.
— Будешь ждать меня с моря? Отвечать на мои письма? — не сомневаясь в положительном ответе, спросил я.
— Да-а… — прошептала она, впиваясь своими губами в мои. — Сам знаешь — выходить замуж пока в мои планы не входит…
Одним счастливым мигом пролетели те сказочно–волшебные ночи, ставшие проверкой обоюдного терпения. Несмотря на все мои уговоры, Лариса так и не отдалась мне. Девять долгих месяцев путины я жил, не находя себе места от сжигающего пламени любви, мысленно вновь и вновь переносясь в объятия Ларисы. Я писал ей нежные письма, полные любовных изливаний. Она отвечала взаимными обещаниями и клятвенными заверениями в любви.
Прохаживаясь монотонным маятником вдоль пульта распредщита, я подсчитывал в уме сумму заработанных денег. Их явно недоставало на шубу, не говоря уже о кольце с бриллиантом.
Путина шла неудачно. Шторма, редкие киты. Все китобойцы флотилии, кроме «Робкого», не справлялись с выполнением госплана.
Часть денег, я как обычно, отправил в помощь родителям. Часть потратил на покупку одежды в судовом магазине, чтобы предстать перед Ларисой в лучшем виде. Оставалось полторы тысячи — деньги приличные, но на обещанные подарки всё равно не хватит.