Под крылом доктора Фрейда
Шрифт:
— Неужели в себя приходит? — прислушалась Нинель.
— Нет. Это отек развивается. — Альфия откинула с Оли простыню и посмотрела, много ли собралось мочи в мочеприемнике. В ее голове стучало, как по рельсам: «Если отек будет нарастать, Ольга умрет. Если не будет — останется парализованной на всю жизнь. Полностью или частично. Психической симптоматики уже не будет, дальше она будет жить как растение. Ее нужно будет или выписать, или перевести в хоспис. Что лучше?»
Внезапно Альфию затрясло. Она замерзла за ночь — ничего не ела и не пила.
— Введи
— У нее есть кто-нибудь, чтобы ее забрать, если что? — осторожно спросила Нинка.
— Приходили какие-то один раз. Просили не выписывать. Сами в коммуналке живут, — вспомнила Альфия.
— Сегодня за Полежаевой должны приехать. На выписку, — напомнила Нинель. — Документы сами отдадите? Дмитрия Ильича до сих пор почему-то нет.
— Отдам. А где они? — Альфия мерила Хохлаковой давление.
— Дмитрий Ильич вчера готовил.
— Ну, сходи к нему в кабинет, принеси. Я здесь побуду, пока ты не вернешься.
Нинка ушла, Альфия подумала: «Лор-врач бы нужен…» И ругнулась про себя: «Какой, на хрен, лор-врач что может тут сделать?»
Прибежала Нинель с вытаращенными глазами.
— Документов нет. Вещей Дмитрия Ильича тоже нет. В кабинете пусто. И…
Альфия подняла голову, предчувствуя еще неприятность.
— Ну?
— Полежаевой в отделении нет.
Альфия посмотрела на Нинку, еще не понимая.
— Куда она могла деться?
Нинель побледнела, прижала руку к груди.
— Честное слово, я не думала, ведь все равно ее выписывают сегодня…
Альфия молчала, но вид у нее был такой, что Нинель не смогла ничего скрывать. Торопливо затараторила, запинаясь, извиняясь:
— Она с самого утра попросилась в магазин. Говорит, шоколадки девчонкам перед выпиской хочу купить. Родители-то приехали, денег ей дали.
Альфия скривилась:
— Ну и тебе, конечно, тоже шоколадку посулила.
— Да я не из-за шоколадки! Я подумала: пускай хоть по-человечески с девчонками попрощается! А потом закрутилась и забыла, что она назад-то не пришла.
— Так, может, она просто гуляет где-нибудь?
Нинель покачала головой:
— Нет, Альфия Ахадовна. Я сейчас уж выскочила наружу, все обсмотрела. Сбежали молодые голубки! По всем признакам выходит, сбежали!
Альфия посмотрела на Нинку, на Олю.
— Хороши у нас дела. Что же я ее родителям-то скажу?
— Может, нам табличку «Карантин» пока на двери привесить? — подсказала Нинель.
Альфия постучала себе по виску.
— В милицию надо звонить. Еще изнасилуют эту Полежаеву где-нибудь в кустах. Не факт, что она вместе с Дмитрием Ильичем убежала. Что он, совсем у нас идиот?
— Да любовь еще и не таких идиотами делает. Я сейчас ему позвоню. А вы чаю пока попейте!
— Сама позвоню.
— Альфия пошла в свой кабинет и отыскала номер Диминого телефона.
Родственник
Лариса, Настина мать, и отчим Ираклий собирались в больницу. Лариса укладывала привезенные в подарок из-за границы вещи в большой пакет. «Пусть девочка порадуется. Больная — не больная, одеться покрасивее хочет каждая».
В глубине души Лариса не верила, что дочь больна. Врач молодой, неопытный. Мало ли что наговорит? И опытные ошибаются. Кроме того, доктор и сам о Настиной болезни говорил как-то неуверенно. Увезем девчонку с собой, там будет видно.
Ираклий стоял у окна и курил. Настина нянька, плавно перешедшая к уходу за маленьким Колей и чувствовавшая от этого большое облегчение, гулила с ним в другой комнате.
— Слушай, Лара, а ты не думаешь, что за деньги можно из любого здорового сделать больного? И, наоборот, из больного сделать здорового?
— Ты что, думаешь, ей диагноз поставили за наши деньги? Мы никого об этом не просили.
— Хорошо, хоть на учет не поставили.
Имя отчима давало Насте повод рассказывать знакомым, что мать вышла замуж за грузинскую мафию. По другой версии, Ираклий убежал от мафии, чудом оставшись в живых, и теперь скрывается в Швейцарии. На самом деле Ираклий обладал сравнительно редким именем благодаря вовсе не грузинским предкам, а не очень трезвому батюшке, который крестил его в либеральные шестидесятые в подмосковной деревне, где у его родителей был старый дом. Родители, правда, хотели, чтобы сына окрестили Георгием, но все в тот день с утра хорошо поддали, и батюшка посмотрел не туда. А когда выяснилась ошибка — через три дня, связываться с переименованием (такая волокита!) никто не захотел. Мальчик вырос хорошенький и здоровенький и к имени своему относился даже с гордостью, хотя свое русское происхождение ни от кого не скрывал. Однако Насте казалось, что если отчим будет грузином, ей придаст больший вес это в глазах окружающих.
Брак с Ларисой, Настиной мамой, был у Ираклия вторым. От первого брака у него рос сын чуть моложе Настасьи, но отчим про своего мальчика по просьбе Ларисы при Насте не упоминал. Лариса утверждала, что девочка обязательно будет ревновать его к родному сыну. А теперь в их семье появился еще и новый ребенок — маленький Коля.
— И в кого ей быть больной? У нас в роду все здоровы.
Лариса обожала своего маленького Колю и очень хотела, чтобы у мальчика все было по-настоящему — мама, папа, счастливое детство, — чтобы она могла сидеть дома с ним и не считать копейки.
— А у отца?
— Я всех не знаю, но из близких родственников не лечился никто.
Ираклий затушил в пепельнице сигарету.
— Знаешь, мне легче поверить, что Настя больна, чем думать, что она здорова, но мы никак не можем найти с ней общий язык.
Лариса остановилась:
— Тебе будет легче, если окажется, что Настя больна?
— А ты вспомни, что она тут вытворяла с нами и без нас? Что, мы такие дураки, что не смогли бы объяснить нормальной девчонке, что можно делать, а чего нельзя? Конечно, я считаю, она больна.