Под крылом дракона
Шрифт:
Но все же преимущество было на стороне драконов. С каждой минутой прорех становилось все больше. Казалось, небо, закрытое перепончатыми крыльями, потемнело еще сильнее…
В сотне шагов от нас загорелась башня. Огромным горящим фениксом в черную пропасть обрушилась хальдуба.
Хитрые твари… знают, куда бить.
От боли мутилось сознание. Откуда-то из самых глубин разума волнами поднималась ненависть. Странно, но именно она была последним островком, удерживающим меня на краю безумия и не позволяющим безвольно рухнуть на землю.
О, как же я ненавидела! Великого инквизитора — за то, что втянул в эту бойню; магистра Крама — за то, что не смог защитить… И Джалу — за то, что оставил меня одну…
А еще всем сердцем ненавидела людей этого сумасшедшего мира, особенно имперцев — тупых, не способных понять, что не одной лишь войной можно решать недоразумения! И драконов. Да, особенно драконов! За то, что ошибалась в них, за то, что легенды об их мудрости — миф, вымысел, и все, что скрывает эта чешуйчатая оболочка, — лишь жажда крови и мести.
— Лис, стой! Не смей! Не…
Не глядя, я ударила Шенрияра ногой, и он со стоном скрючился у парапета.
Илифер! Держать заслон! До последнего! Это приказ!
Хватит! Замолчи, старый дурак!
Оказывается, избавиться от назойливого внутреннего голоса так легко — не сложнее, чем отключить звук у телевизора.
Какой смысл держать остатки барьера, когда он вот-вот рухнет и крылатая смерть обрушится нам на головы? Плевать, что это приказ, если он отдан идиотом!
Кончики пальцев заледенели. Это была бы просто красивая фигура речи, если бы они действительно не покрылись льдом.
Морозная волна сорвалась с моих пальцев, лавиной покатилась по небу — в то место, где заслон дал особенно большую трещину. Несколько драконов с протяжными, совсем человеческими воплями стали падать вниз — лед спеленал им крылья. Одному из ящеров повезло меньше других — ледяное копье пронзило его прямо в сердце.
Мне хотелось расхохотаться во всю глотку. Боль почти не чувствовалась, зато тело пьянело от мощи, по жилам текло пламя — ледяное, как моя ненависть.
— Не надо… — Чья-то рука вцепилась в полу моего файтона.
Запрокинув белое, будто присыпанное мукой лицо, Шен смотрел на меня затуманенными глазами.
— Погибнешь…
Я отпихнула его и сменила ледяной поток огнем. Кожу на лице стянуло, резко запахло палеными волосами.
Еще несколько драконов превратились в горящие факелы.
Хлынул дождь. Небо сменило цвет на угрюмо-черный. Горизонт, будто кровь, окрашивали огненные сполохи.
Барьер рухнул. Оставшиеся на ногах илиферы, все как один, последовали моему примеру.
Я быстро слабела. «Капля» пила мою жизнь, словно вампир — кровь зазевавшейся жертвы.
Краем глаза я видела, как вокруг моей головы, будто белые змеи, вьются совершенно седые волосы. Все инстинкты, словно очнувшись от наркотического сна, вопили о том, что я должна отступить… опустить руки…
Но я уже не могла. Потому что попала в капкан, дичь из которого вынимают мертвой.
Зависший над нами дракон был прекрасен: широкие, как паруса огромного фрегата, крылья в огненных вспышках отсвечивали золотом и глубоким изумрудом. Круглые горящие плошки глаз смотрели, казалось, прямо на меня. Грудь его раздувалась неспешно, как в замедленной съемке.
Вот и все. Я закрыла глаза.
Бог-Дракон… у тебя своеобразное чувство юмора. Ну почему я должна умереть в огне именно этого крылатого? Так болезненно напоминающего…
Кто-то обхватил меня за ноги.
Я невольно опустила взгляд — и встретилась глазами с Ниссой. Девушка не произнесла ни слова, просто смотрела на меня. Слабая, покорная — она безмолвно вверяла мне свою жизнь.
Тупой болью отозвался прикушенный язык. Боль отрезвляла.
Каждый вдох давался с трудом. Наверное, легкие действительно превратились в решето.
Еще несколько капель крови — все, что во мне осталось. Ну и пусть. Главное, чтобы хватило на последний удар.
Мы атаковали одновременно. Три ледяных копья пронзили дракону крылья и грудь.
Он закричал — так мог бы кричать смертельно раненный человек.
Я успела заметить, как поверженный ящер всем телом рухнул на одну из привратных башен, прежде чем нас накрыла выпущенная им огненная лавина…
Есть предел тому, что человеческий мозг готов воспринять, глаза — увидеть, а обоняние — почувствовать. Боль от ожогов, ослепляющий огненный свет — ничто по сравнению с непередаваемой, отвратительной вонью горящей человеческой плоти. Густая и словно бы вязкая, она залепила глотку — и только страшный, выворачивающий внутренности кашель позволил ненадолго избавиться от нее.
Лицо саднило и чесалось. Из растрескавшихся губ текла кровь. Я слизнула ее сухим языком. Все члены будто одеревенели, каждое движение отзывалось болью…
И все же я была жива. Чудо? Скорее уж, отсрочка казни…
Помогая себе локтями, я поднялась на колени. Зрение возвращалось постепенно — медленно сквозь черную пелену проступали силуэты…
Вначале я увидела Ниссу. Издав радостный вопль, больше похожий на воронье карканье, хотела было броситься с объятиями, но тут увидела, что она держит на коленях.
Голова Шена наполовину обгорела, волос почти не было, левая сторона лица представляла собой кошмарное месиво из горелого мяса и белых проплешин — не сразу я поняла, что огонь сжег плоть до кости. Правая сторона сохранилась чуть лучше, и из-за этого лицо походило на маску паяца — потому что там, где огонь сожрал кожу и мясо, обнажившиеся зубы сияли в ухмылке.
Застонав, я прижала руку ко рту, боясь, что содержимое желудка вырвется наружу. Дышать стало так сложно, что я невольно подумала, научусь ли когда-нибудь делать это снова.