Под куполом
Шрифт:
— Мы не можем стоять в стороне…
— Опять же будет ли польза от такого риска? Вероятно, не будет. Если трупное окоченение уже наступило, я мало что смогу сказать по внешнему осмотру тела. У судебно-медицинского эксперта округа Касл, возможно, есть специальное оборудование, но он недостижим, как и Эй-си-эл-ю.
— Может, ты увидишь что-то еще. Что-то в ее трупе или других. Ты же знаешь о надписи, которая украшает некоторые из анатомических театров: «Здесь мертвые говорят с живыми».
— Невелик шанс. Знаешь, что лучше? Если бы кто-то
Джуди и Джанель, обе в пижамах, прибежали обниматься. Расти их ожидания оправдал в полной мере. Джекки Уэттингтон, которая шла следом, услышала последние фразы Расти.
— Я поспрашиваю.
— Только без лишнего шума.
— Будь уверен. Но… его армейские идентификационные жетоны нашли в руке Энджи…
— И Барби не хватился их в достаточно большой промежуток времени, прошедший от первого убийства до обнаружения всех тел?
— Каких тел, папочка? — спросила Джанни.
Расти вздохнул:
— Это все очень сложно, сладенькая. И не для маленьких девочек.
Глаза Джанни говорили, что такое объяснение ее устроило. Ее младшая сестра тем временем отошла, чтобы сорвать несколько цветочков, но вернулась с пустыми руками.
— Они умирают, — доложила она. — Все коричневые и пожухли по краям.
— Им, вероятно, слишком жарко, — предположила Линда, и на мгновение Расти подумал, что она сейчас заплачет. Бросился на амбразуру.
— Девочки, чистить зубы и спать! Возьмите немного воды из кувшина на столике. Джанни, разливать воду поручаю тебе. Теперь идите. — И повернулся к женщинам. Точнее, к Линде: — Ты как?
— Нормально. Просто… меня все это достает с разных сторон. Я думаю: «Эти цветы не должны умирать». И тут же думаю: «Ничего такого вообще не должно было произойти».
Они помолчали. Потом заговорил Расти:
— Нам лучше подождать и посмотреть: предложит ли мне Рэндолф осмотреть тела? Если предложит, я сделаю свою работу без риска подставить вас. Если не предложит — нам это кое-что скажет.
— А пока Барби в тюрьме, — напомнила Линда. — И прямо сейчас, возможно, из него выбивают признание.
— Ну, допустим, вы покажете ваши полицейские жетоны и проведете меня в похоронное бюро. Допустим, я найду что-либо, оправдывающее Барби. Вы думаете, они скажут: «Ох, черт, ошиблись!» — и выпустят его? А потом позволят взять власть в городе? Потому что именно этого добивается правительство? Вы думаете, Ренни позволит… — Зазвонил мобильник Расти. — Самое худшее изобретение всех времен, — прокомментировал он, но по крайней мере звонили не из больницы.
— Мистер Эверетт? — Женщина. Голос он знал, но не мог припомнить, кому тот принадлежит.
— Да, но, если нет ничего чрезвычайного, я сейчас немного занят…
— Я не знаю, чрезвычайное ли это дело, но очень, очень важное. И поскольку мистер Барбара — или, точнее, полковник Барбара — арестован, именно вы должны
— Миссис Макклэтчи?
— Да, но поговорить вам надо с Джо. Он здесь.
— Доктор Расти?! — Голос взволнованный, срывающийся.
— Привет, Джо! Что у тебя?
— Думаю, мы нашли генератор. И что нам теперь делать?
Свет померк так резко, что все трое ахнули, а Линда схватилась за руку Расти. Но солнце всего лишь опустилось за большое пятно сажи на западной части Купола.
— Где?
— Блэк-Ридж.
— Нашли по радиации? — Но Расти и так знал ответ. Как еще они могли его найти?
— Последнее зафиксированное нами значение — плюс двести. Еще не в красной зоне. Так что нам делать?
Расти пробежался свободной рукой по волосам. Слишком многое происходило вокруг. Слишком многое и слишком быстро. Особенно для костоправа из маленького городка, который никогда не считал, что принятие решений, а тем более лидерство ему по плечу.
— Этим вечером ничего. Уже почти стемнело. А пока, Джо, ты должен мне кое-что пообещать. Никому не говори о вашей находке. Ты знаешь, Бенни и Норри знают, и твоя мама знает. Пусть так и будет.
— Хорошо. — Энтузиазма у Джо поубавилось. — Нам надо столько вам рассказать, но, думаю, с этим можно подождать до завтра. — Он глубоко вдохнул. — Это немного пугает.
— Да, это немного пугает.
14
Мужчина, держащий в своих руках судьбу Милла, сидел за столом в своем кабинете и большими кусками ел бифштекс на ржаном гренке, когда в дверях возник Младший. Ранее Большой Джим поспал сорок пять минут и теперь чувствовал себя бодрым и готовым к дальнейшим действиям. На столе лежали вырванные из блокнота листы, которые он собирался этим же вечером отправить в мусоросжигательную печь. Лишняя предосторожность никому не мешала.
Кабинет освещали шипящие лампы Коулмана, дающие ярко-белый свет. Бог свидетель, Ренни знал, где хранятся немалые запасы пропана — их хватило бы, чтобы пятьдесят лет освещать дом и обеспечивать электроэнергией все бытовые приборы, — но предпочитал пользоваться лампами Коулмана. Он хотел, чтобы люди, проходившие мимо, видели их ярко-белый свет и знали, что член городского управления Ренни не имеет никаких привилегий, что член городского управления Ренни такой же, как они, а потому заслуживает полного доверия.
Младший прихрамывал. Лицо у него осунулось.
— Он не сознался.
Большой Джим и не рассчитывал, что Барбара так быстро сознается, и реплику проигнорировал.
— Что с тобой? Ты ужасно выглядишь.
— Еще один приступ головной боли, но мне уже легче. — И он говорил правду, хотя во время разговора с Барби ему было совсем худо. И эти сине-серые глаза то ли слишком много видели, то ли прикидывались, что видят.
Мы знаем, что ты делал с ними в кладовой, говорили они. Мы знаем все.