Под личиной
Шрифт:
Сильных учеников в классах было немного, и их первейшей обязанностью было выручать тех, кто слабее.
Слово "выручить" в этой школе было синонимом слова "списать". Не важно что: домашнее задание, контрольную работу по математике, сочинение и так далее.
Учителя тоже принимали весьма активное участие в этом "процессе". Они не только разными путями доставали для своих учеников темы сочинений, тексты диктантов и прочая, но и сами решали для них экзаменационные примеры
Нельзя сказать, что учителя двадцать седьмой школы были по части знаний на голову ниже своих коллег из Первой городской.
Но житейская и бытовая неустроенность, долги по заработной плате превратили, в общем-то, толковых преподавателей в людей, которые не работали, а отбывали повинность.
Многим из них были совершенно безразличны успехи их учеников на поприще учебы. Поэтому оценки выставлялись чаще всего от фонаря, больше сообразуясь с личностью школьника, нежели с тем, что он знает.
Плохо себя ведешь – получаешь низкие оценки, примерно – высокие. А так как Андрей старался держаться ниже травы, тише воды, то его новый табель был практически копией табеля из Первой городской.
Наверное, документ от престижной школы служил преподавателям двадцать седьмой своего рода образцом.
И они, не мудрствуя лукаво, штамповали Андрею точно такие же отметки, как и те, что он получал в Первой городской. Юношу существующее положение вещей вполне устраивало.
Так шли дни и недели. Приближался Новый год.
Волкодав
Вот что мне нравится в наших "новых" русских, так это размах. Если они строят дом – то он должен быть никак не меньше царского дворца, если приобретают участок земли – то размером с княжество. При этом никто из них не думает о целесообразности своих приобретений.
Дачный поселок своим наименованием Мяча, как я узнал совсем недавно, был обязан беловато-желтому известняку с таким же названием, применявшемуся в строительстве.
Примерно в двадцати километрах вниз по реке даже находился карьер, где добывали этот известняк. Немало его было и в окрестностях дачного поселка, особенно в ярах, где высились обрывы.
Первопроходцы, построившие свои дачки еще во времена застоя, использовали дармовой стройматериал на полную катушку. Благо, за него не нужно было платить и соответствующие органы не требовали справок из серии "Где взял?". Да и ходить за известняком было совсем недалеко, даже транспорт не требовался, разве что тачка.
Слово "мяча" имело и другое толкование – "зимняя слякоть". Самое интересное, но и оно подходило поселку как нельзя лучше.
Зимой (примерно со средины декабря и по первое февраля) Мяча наиболее гнилое место во всей округе.
Дождь вперемешку со снегом, промозглая теплынь, от которой вместо радостей одни хвори, ветер, который крутит, как хочет…
Короче говоря, отвратительный период. Будь такая возможность, богатые жители Мячи давно бы подмазали небесное начальство на предмет улучшения погодных условий.
К счастью для простых людей, деньги и золото в таких сферах не катят, вот и приходится нуворишам страдать целых полтора месяца, пока не ударят настоящие морозы, и не выпадет чистый до голубизны снег.
Впрочем, многие из них в это время "страдают" не на своих дачах, а где-нибудь в Малазии или на Карибах.
Что ж, вольному – воля, счастливому – удача, а богатому – золотой унитаз с подогревом и электронным управлением. Каждому свое.
Дача моего "клиента" была большая, но бестолково построенная. Она напоминала двухэтажный сарай.
Все необходимые по ее статусу прибамбасы были на месте (в чем я и не сомневался): забор, через который и птица перелетит с трудом, осветительные фонари, как на стадионе, видеокамеры слежения по фасаду, сигнализация и круглосуточная охрана. В общем, все как у людей – по-взрослому.
Но не зря говорил Козьма Прутков, что нельзя объять необъятное.
Чтобы наладить надежную охрану такого большого дачного участка (включающего и лес), потребовались бы затраты, которые по карману разве что государству. И то если здесь будет жить как минимум премьерминистр.
Поэтому я не стал биться лбом о кованые ворота, а сразу же зашел с тыла – по овражку. Машину вместе с Марьей я оставил в укромном месте, куда можно быстро добежать в случае неудачи – когда придется делать ноги.
– Ежели что, – сказал я Марье на прощанье, – уезжай отсюда без оглядки. И запомни – вечером ты меня не видела и вдвоем мы никуда не ездили. Стой на этом, даже если тебя будут пытать.
– Что значит – "ежели что"?
– А то и значит, – ответил я сердито. – Если начнется стрельба, подожди, скажем, пятнадцать минут и сваливай. Поезжай не быстро, чтобы не подумали, будто ты рвешь когти с места происшествия. Поставишь машину потихоньку в гараж – и на боковую. Если все-таки докопаются, что ты куда-то ездила среди ночи, придумай что-нибудь. Ты ведь у меня умница. Все ясно?
– Не совсем. Разве намечается какое-то происшествие? По-моему, разговор был о том, что вы намереваетесь лишь посмотреть…
– Эти смотрины могут закончиться кровопусканием. Пока только неизвестно кому. Очень хочется, чтобы чаша сия меня миновала.
Мне вовремя вспомнилось, что я теперь не диверсант-ликвидатор высокой квалификации по прозвищу Волкодав, а обычный предприниматель, опасающийся не только за судьбу своей фирмы, но и за свою жизнь.
– А вдруг вас убьют… – упавшим голосом сказала Марья.