Под маской молчания

Мерк Кристиан

— Мы отделаемся от него здесь, прежде чем он доберется до трибуны.

— Так же, как отделались в Центральном парке?

— Там все было впопыхах. Без подготовки.

Голос собеседницы хлестал его кнутом.

— Мэр Венеции уже виляет перед ним хвостом. И судя по обстановке в Брюсселе, скоро и другие займутся тем же. Германские «зеленые»…

Она распалялась от собственных слов.

— Я кучу времени потратила в Мадриде на срыв пакета помощи Бангладеш, и все впустую. Талент делает политику, еще рта не открыв!

— Подождите чуток… — попросил Уилбур.

— Эминенца готов усомниться, что мои люди хоть на что-то годятся.

Я уверяю его, что все в порядке. Выходит, я ошибаюсь?

Уилбур вздохнул и попытался уловить, не убывает ли гнев женщины на другом конце провода. Нет, этим не пахло.

— Вы не ошибаетесь, Марианна.

— Надеюсь. Потому что потери Парижского отделения в этом квартале — девяносто миллионов. Судан берет в наших банках все меньше, Россия тоже. Американцы бегают задрав штаны по Азии, ищут Усаму бен Ладена. На нас всем плевать. Аргентину и Бразилию вообще можно списывать, там операции, почитай, свернуты. Италия — один из немногих прибыльных регионов, здесь албанцы еще хоть что-то берут.

Уилбур поднял взгляд. За столом потягивала кофе молодая парочка, лет двадцати с небольшим. Оба притворялись, что не замечают, как их босса возят мордой по ковру. Эти парень с девушкой могли бы сойти за банковских служащих, если бы не хищная четкость движений да натруженные руки строителей, покрытые шрамами и ссадинами.

Уилбур вонзил большие пальцы в новый апельсин, воображая, что вырывает глаза женщины, дыхание которой он слышит в трубке.

— Ты слышишь? — бушевала она. — Или я с воздухом разговариваю?

— Нет-нет, я здесь, — заверил Уилбур, оторвал дольку и нервно швырнул ее на язык. С-сука, сдохла б ты… Сесть бы мне на твое место, за твой стол… — Он сунул в рот весь фрукт целиком, вместе с кожурой, и ужаснувшиеся помощники потихоньку оставили помещение. — Лучше все же нам здесь остаться. Все путем, обделаем тихо-мирно. Дверь в дверь. Не будет никакого выступления, а материалы доставим вам… Прошу вас, — добавил он через силу.

Последовала долгая пауза. Он услышал, как ее перстень постукивает по столу. Страсть как любила эта стерва стол, своей необъятностью подавляющий посетителей.

— Просишь… — Покорность подчиненного ее умилостивила. — Ладно, я поговорю с советом. И держи в узде своих загребанцев. Вы не в Нью-Йорке. Уже «вздрогнул»? Или еще не успел?

— Спасибо… — провернул бетонные челюсти Уилбур.

— Не за что. Вернетесь — предстоит долгий разговор. Не забудь побриться.

Она отключилась. Уилбур посидел некоторое время, постепенно успокаиваясь. Молодежь вернулась в комнату и уставилась на него глазами собак, рвущихся на прогулку.

— Остаемся, — сообщил Уилбур, вытирая пальцы о простыню.

— Какие поручения? — осведомился парень.

Уилбур открыл чемодан и вынул из него конверт. Снял колечко-резинку и развернул веером на кровати снимки венецианского палаццо:

— Знакомьтесь.

— Наизусть знаем, — недовольно повела вздернутым носиком девица. — От подвалов до чердаков в голубином дерьме. Приливы и отливы, графики квестуры и национальной полиции.

— Впечатляет. Доставьте мне удовольствие, пройдитесь еще разок.

Помощники мрачно сгребли фото, а Уилбур подошел к бару, налил на четыре пальца чего-то темного и крепкого и сразу же опрокинул в себя. Тепло разошлось по телу, пальцы вонзились в очередной апельсин. Перекличку гондольеров заглушил всплывший в сознании голос Марианны. Он встречался с ней лишь однажды, но уже тогда ему хотелось перепрыгнуть через стол-мастодонт и порвать ей глотку.

Смакуя дольку апельсина, он зажмурился и представил, как сжимает пальцами ее шею.

17

Снаружи завывали туманные рожки.

Виктору показалось, что кто-то стучится. Он проснулся, заспешил к двери, но не обнаружил за нею никого.

Было еще не поздно, но узкие улицы и стальное небо всасывали дневной свет без остатка. Сквозь туман просвечивали жемчужинки огней. Виктор выглянул в окно и увидел на всех домах закрытые ставни. Венецианцы не приглашали заглянуть в свои дома. Сначала вандалы, потом сарацины, теперь эти… чемоданщики, шатающиеся по тратториям. [7] Брутто! [8]

7

По кабакам (ит.).

8

Гадость! (ит.)

Виктор представил себе, как он встречается с Миммо. Тот только покачивает головой, удивляясь игре воображения старого профессора. Приглашает Виктора на чашку чаю с бискотти, [9] сочувственно улыбается. Зловещие списки оказываются нудной бюрократической канцелярщиной безмятежного значения. Виктор переоделся, сунул конверт Миммо в карман и вышел.

Но внизу, вдохнув металлический воздух, насквозь пропитанный дождем, он снова поверил Мейеру. Вынул из кармана клубную карточку Сары, всмотрелся в улыбающуюся конопатую мордашку. И представил себе труп Сальваторе Миммо, гниющий под мокрыми булыжниками мостовой.

9

Печенье (ит.).

18

Слуга вошел с чашкой горячего шоколада и задержался перед стеклянной витриной, из которой на него высокомерно уставилась мумифицированная женская голова.

Как обычно, он поклонился витрине и пробормотал:

— Буон джорно, синьора. [10]

В бессчетный раз — сорок два года непорочной службы! — совершив этот привычный ритуал, старик продолжил путь к кабинету судьи. Поправил галстук, постучался в дубовую дверь.

10

Здравствуйте, синьора (ит.).

— Войдите!

Как обычно в это время дня, судья сидел в своем любимом кресле и любовался Большим каналом. В комнате темно, лишь через окно проникают отблески света из соседних окон, отраженные водой канала. Слуга, однако, уверенно выбирает путь, чтобы не задеть бесчисленные вазы и статуэтки, которыми заставлено помещение. И знает, куда поставить чашку, чтобы его честь смог ее достать без затруднений. Две хрупкие руки протягиваются к чашке, его честь вдыхает аромат.

— Что нового, Джанлукка? — спросил судья сухим и шершавым, несмотря на своевременный прием лекарств, голосом.